Операция "Площадь" | Валерий КАРБАЛЕВИЧ: Три версии

6 января 2011 г.

Единственный вопрос, который задают многочисленные белорусские и зарубежные политики и эксперты после событий в ночь с 19 на 20 декабря: зачем? – пишет на страницах “Народной воли  – on-line” Вал. Карбалевич. Для чего нужно было на глазах у сотен иностранных журналистов так жестоко разгонять участвовавших в акции людей в момент, когда они не представляли никакой угрозы для власти?

Ведь до этого жестокого погрома Лукашенко почти выигрывал дипломатический раунд. ЕС весьма прозрачно намекал, что готов принять итоги белорусских выборов, продолжить диалог с официальным Минском, если белорусские власти продемонстрируют прогресс в сравнении с предыдущими кампаниями. То есть проводить демократические выборы по большому счету и не требовалось. Достаточно было соблюдения некоторых правил приличия, чтобы Европа согласилась иметь дело с Лукашенко.

И белорусские власти много сделали, чтобы подыграть Западу. Действительно, первый этап избирательной кампании прошел в гораздо более либеральных условиях, чем в 2006 году. Сжав зубы, власти дали оппозиции свободно собирать подписи, проводить агитацию, выступить по радио и телевидению без записи…

Конечно, честно считать голоса никто в Беларуси не собирался. Но расчет был на то, что позитивная оценка наблюдателями ОБСЕ первого этапа избирательной кампании перевесит негативные выводы об ее заключительной стадии. Поэтому оставалось совсем немного: спокойно довести до конца убедительно выигрываемый матч, получить желанный приз и праздновать триумф.

Почему же Лукашенко в последний момент, образно говоря, сорвался? Почему забил гол в собственные ворота, проиграв фактически выигранный матч? Зачем из-за поломанных дверей в Доме правительства чинить расправу над сотнями людей и загубить такой великолепный сценарий спектакля, ориентированного на европейского зрителя? Зачем тогда была эта экспортная игра в либерализацию? Почему испугался примерно 30—40 тыс. протестующих, если, как он уверяет, за него проголосовало 80%, а его оппоненты получили по 1-2 %? Сильные и уверенные победители не мстительны, а снисходительны и великодушны.

Есть по крайней мере три причины, объясняющие этот срыв. Понятно, они имеют версионный характер, но жизнь может дать конкретные подтверждения.

… Прежде всего жестокая расправа над протестующими свидетельствует о том, что Лукашенко, вероятнее всего, одним из первых узнал о виртуальности цифр, которые позже объявила Ермошина. Подлинные итоги президентских выборов наверняка оказались не такими, на какие делался расчет.

В день выборов, по мнению наблюдателей, голоса во многих, если не в большинстве, случаях считали довольно странно. Никакой прозрачности, никакой гласности. Даже члены комиссий не знали полной картины. Окончательную цифру выводили их председатели под патронажем руководителей местной власти.

Есть версия, что первые реальные итоги голосования повергли в шок политическое руководство страны… Лукашенко не набрал 50% плюс один голос для победы в первом туре. Естественной реакцией стал безотчетный страх. А у страха, как известно, глаза велики. Он достиг пика, когда демонстранты встали на площади Независимости. Кажется, еще чуть-чуть, еще одни разбитые двери в Доме правительства — и все повалится, посыплется и покатится. Отсюда и неадекватное применение силы.

Вторая причина. Предоставив относительную свободу для сбора подписей и агитации, зарегистрировав аж девять альтернативных кандидатов, правящая команда искусственно создала в обществе некоторую иллюзию политической конкуренции. Смелые выступления оппозиционеров взорвали политическую атмосферу, разбудили и взбудоражили людей. Возле пикетов оппозиционных кандидатов, во время их встреч с избирателями возникали стихийные дискуссионные клубы. Граждане начали избавляться от страха, почувствовали вкус свободы и плюрализма, стали всерьез задумываться о возможности альтернативы. Власти с ужасом увидели, что призрак горбачевской гласности со всеми ее катастрофическими для правящего класса последствиями явственно проявляется на горизонте, поэтому с нетерпением ждали окончания избирательной кампании, чтобы быстрее прикрыть эту лавочку.

Уличная акция 19 декабря стала для власти удобным поводом, чтобы загнать общество обратно в состояние страха, нейтрализовать все пагубные для правящей команды последствия двухмесячной политической “оттепели”, вернуть ситуацию под контроль. Отсюда такой ясный месседж Лукашенко на пресс-конференции, что “безглуздой, бестолковой демократии” больше не будет, что “за каждое написанное слово” журналисты будут отвечать, что будет взят под контроль интернет.

Третья причина лежит в иррациональной плоскости. У Лукашенко какая-то странная нервическая реакция на уличные акции протеста. Вспомним, как он отреагировал на насильственную смену власти в Кыргызстане. Казалось бы, какое ему дело да событий в далекой азиатской стране? Зачем нужно так самозабвенно защищать неудачливого и бездарного азиатского автократа К.Бакиева?

Но белорусский президент почему-то очень близко к сердцу принял киргизский переворот. Он обратился к населению этой страны с призывом “не допустить предательства своего президента” К.Бакиева, косвенно назвал пришедшую к власти оппозицию “бандой”, осудил Россию и США за признание и поддержку нового правительства в Бишкеке, предложил свергнутому главе государства политическое убежище в Беларуси. Его впечатлило молниеносное падение режима, казавшегося прочным… Белорусский лидер не скрывал, что боится повторения киргизских событий в Беларуси: “Если бы такое происходило в моей стране и кто-то повел бы людей под пули — мало бы таким не показалось. И нечего упрекать Бакиева за то, что власть применяла силу, защищая себя. Ведь если власть не может защитит;ь себя и свой народ, то что это за власть?”…

И вот примерно 30—40 тысяч человек вышли на улицы Минска. Разбитые двери Дома правительства стали последней каплей. Нервы сдали, и произошло то, что произошло...