ОБОЗРЕВАТЕЛЬ | Дело о взрыве в минском метро: что скажет суд?

В столичном Доме правосудия практически подошёл к финалу один из самых громких судебных процессов за всю историю Беларуси – по делу о взрыве в Минском метрополитене. Последнее заседание суда прошло 15 ноября. Прокурор сказал свое слово. Впервые смогли развернуто выступить адвокаты, была дана возможность сказать последнее слово подсудимым и потерпевшим. Сегодня должен быть вынесен приговор.

Однако итоги, к которым пришло судебное заседание, длившееся 6 недель, по мнению авторов белорусского еженедельника “Обозреватель” (№46 (481) от 18.11.2011), оказались неоднозначными. О чём они пишут в материале “Что скажет суд?”, который мы и публикуем сегодня с некоторыми уточнениями.

ЧТО СКАЗАЛО ОБВИНЕНИЕ?

К расстрелу

Прокурор Алексей СТУК в своей речи рассказал о становлении будущего террориста Коновалова и его пособника Ковалёва. Он привел множество улик, [по  мнению следствия] указывающих на причастность обвиняемых к взрывам. В частности, выдвигая обвинения по событиям 11 апреля, прокурор напомнил суду, что пудра и селитра из подвала, где располагалась лаборатория Коновалова, аналогичны пудре и селитре из бомбы, взорванной в метро. Помимо этого, Алексей Стук обратил внимание, что множество обрезков арматуры с места взрыва и арматура из подвала – это фрагменты одного стержня, изготовленного из одного и того же объема вещества, слитка или заготовки. К тому же на арматуре с места теракта есть следы от круга болгарки. Ранее на следствии Коновалов рассказывал, что пилил болгаркой арматуру в подвале своего дома. Стук сослался на данные экспертизы, согласно которым в подвале, где Коновалов проводил много времени, обнаружено взрывчатое вещество, которое может быть синтезировано кустарно из доступных компонентов. Также там найдены и другие вещества, которые применяются для производства взрывчатки. При этом эти же вещества упоминаются в тетради Коновалова, где описываются рецепты приготовления взрывчатых веществ, их свойства.

Еще одной важной уликой, подтверждающей позицию обвинения, по мнению Алексея Стука, являются показанные в зале суда ранее видеозаписи с камер наблюдения в Витебске и Минске. Они позволяют проследить маршрут человека, похожего на Коновалова.

Гособвинитель потребовал для Владислава Ковалёва и Дмитрия Коновалова высшей меры наказания – расстрела. Он заявил, что оба обвиняемых являются «исключительно опасными».

ЧТО СКАЗАЛИ ПОТЕРПЕВШИЕ

 

«Мы куда-то спешим?»

– У меня очень много вопросов, – сказала потерпевшая Людмила ЖЕЧКО. – Первый из них: почему в заключении экспертизы не обнаружено следов взрывчатых веществ ни на одежде, ни на кожных покровах, ни на волосах подозреваемого, если он стоял в нескольких метрах от взрыва? Второе – мне совершенно не понятно, если вы отстаиваете интересы пострадавших, почему нельзя было по ходатайству адвокатов просмотреть еще раз видеозапись с камер наблюдения в метро. Мы куда-то спешим? Вопрос очень серьезный. Хотелось бы выйти из этого зала в полной уверенности, что все действительно так, что только эти двое виновны, что именно они заслуживают наказания. После этого мы сможем вновь спокойно спуститься в метро.

Есть огромное количество экспертиз, которые были чисто теоретическими: «может быть» – «не может быть». Почему не проводилось ни одного взрыва на полигоне? Я спросила у эксперта, пробовал ли он вообще на практике устройство, которое нарисовал обвиняемый: оно могло взорваться и нанести именно такой ущерб? Мне ответили: «Так задача не ставилась». Эксперт был приглашен чисто теоретически, но ведь вопрос какой серьезный – здесь теорий быть не может. Далее, что такое «подвальное помещение»? Метр десять на метр десять. Никакой вытяжной вентиляции. Какой продукт на выходе, сколько времени потребовалось бы, чтобы сварить 20 килограммов взрывчатых веществ? Кто это исследовал и дал вразумительный ответ? Я хочу отсюда уйти и получить полную картину происходившего, ответы на все вопросы.

На чем построено обвинение? Учительница Ковалёва – человек беспристрастный. Она ни подружка, ни родственница. Она говорит, что юноша склонен ко лжи. И весь обвинительный процесс строится на показаниях этого молодого человека. И мы должны поверить, что он говорит факты? Я – не верю. Может быть, еще кто-то присутствовал? Может быть, не один Коновалов в этом замешан? Может быть, действительно есть кто-то и этот кто-то – учитель. А перед нами сидят подсобные рабочие, которые не сделали и сотой доли того, в чем их обвиняют?

Господа, я полагаю, вопросов больше, чем ответов. Я, конечно, не специалист. Но на данном конкретном этапе обвинение меня не убедило… Президент сказал: «Покажите этих уродов обществу». Да, я вижу их лица, но не уверена что это они. Я не понимаю, что и кто за этим стоит, и не думаю, что все так просто.

Еще один потерпевший, Андрей ТЫШКЕВИЧ, в своем последнем слове также высказал недоверие к тем доказательствам, которые представило обвинение. Он был удивлен, что защите не была дана возможность просмотреть имеющиеся видеоматериалы в том объеме, в каком она просила. Помимо этого, пострадавшему так и не стало понятно, каким образом проведено задержание Коновалова и Ковалёва, как на них вышли следственные органы. Потерпевший удивился, по какой причине не была проведена тщательная проверка того, почему один из электропоездов метро продолжал движение после взрыва, а ходатайство о вызове в суд машиниста этого электропоезда суд отклонил. «Честно говоря, если бы не мои физические данные и знания проектировщика, я был бы 16-м погибшим, потому что поезд прошел буквально через 30-40 секунд, после того как я смог выбраться на платформу после взрыва», – сказал Андрей.

– Я сейчас вспоминаю слова хирургов, которые оказывали нам помощь (у меня была местная анестезия), они говорили, что раны были такими же, как в Нагорном Карабахе, – сообщил Андрей Тышкевич. – Я законопослушный гражданин, живу в мирной стране и не хочу быть солдатом на этой необъявленной никем войне. Я был на празднике 3 июля 2008 года, 11 апреля этого года на платформе станции метро «Октябрьская». В третий раз испытывать своего ангела-хранителя я уже не хочу».

Андрей Тышкевич, идя на первое заседание суда, был твердо уверен в виновности подозреваемых. «Сейчас ее у меня нет», – сказал он.

“Обозреватель” уже обращался к теме недоверия потерпевших по отношению к выводам следствия и позиции Генпрокуратуры.   В частности, в №44 (479) от 04.11.2011 были приведены слова одного из потерпевших, Самвела СААКЯНА, который в очередной раз предложил суду пригласить сотрудников правоохранительных органов, которые проводили задержание Дмитрия Коновалова и Владислава Ковалёва, а также их знакомой Яны Почицкой. Судья отклонил ходатайство, и потерпевший немедленно и демонстративно покинул зал суда. Самвел СААКЯН тогда сказал:

– Поговорить с этими людьми стоило хотя бы для того, чтобы выяснить, откуда они на следующий день после теракта узнали, что подозреваемые проживают в данной квартире. Также надо бы выяснить, почему изымались видеозаписи только с 3 станций, а не со всех, что было бы логичнее, ведь в метрополитене нет центрального пульта, куда стекаются показания с видеокамер, они хранятся на отдельных серверах автономно. Помимо этого, мне хотелось бы знать, кто был в квартире в момент задержания, что эти люди делали – спали, бодрствовали, кто открыл дверь... В показаниях, которые были собраны ранее, есть определенные противоречия, которые следовало бы разъяснить.

Считаю, что в досудебном расследовании есть немало «дыр». Например, на мой взгляд, по некоторым эпизодам Ковалёв говорит о том, чего не знал и не мог знать, – в частности, о составе взрывного вещества, примененного 14 и 22 сентября 2005 года в Витебске.

В общем, я считаю, что на сегодняшний момент государственный обвинитель не учитывает мое мнение, хотя я, обосновывая свои ходатайства, ссылаюсь на конкретные документы, которые имеют юридическую силу. К сожалению, мои ходатайства не удовлетворяют, даже не объясняя мотивов отказа.

По мнению потерпевшего Самвела Саакяна, пока ни о каком справедливом судебном разбирательстве не может быть и речи. Описывая свое впечатление от процесса, общую атмосферу, которая царит среди потерпевших, присутствующих в Доме правосудия, он сказал: «Большинство не верит тому, что происходит в зале. И это обидно. У меня нет желания ходить на заседания, где меня не ставят в расчет».

Но продолжим читать материал, написанный по неоднозначным, по мнению авторов “Обозревателя”,  итогам судебного следствия:

ЧТО СКАЗАЛИ АДВОКАТЫ

«Задача следствия – сбор доказательств, а не их изготовление»

Выступая в прениях, адвокат Дмитрия Коновалова Дмитрий ЛЕПРЕТОР оговорился, что, возможно, порой может казаться, будто защита придирается к мелочам, однако в подобном деле мелочей быть не может. Перечисляя все пункты обвинения начиная с начала 2000-х и до взрывов в Витебске 14, 22 сентября 2005 года, Дмитрий Лепретор напомнил суду, что в некоторых эпизодах время совершения взрыва названо приблизительно, с разбежкой порой более полугода, что не позволяет установить не только число или месяц, но даже пору года, когда было совершено противоправное действие. По мнению защитника, обвинение порой даже не могло доказать, что устройство, которое его подзащитный якобы использовал, было оружием, представляющим опасность для окружающих, а не простой петардой. По некоторым эпизодам не установлены размеры ущерба, не проводились взрывотехнические экспертизы. Дмитрий Лепретор указал на различия в показаниях свидетелей, которые не позволяют увидеть картину доподлинно, целиком. Также, по его мнению, по многим эпизодам обвинение опирается лишь на показания Ковалёва, к которым стоит относиться с определенной долей скепсиса.

Исходя из всего этого защитник попросил оправдать Дмитрия Ковалёва по всем эпизодам вплоть до взрывов в Витебске 14, 22 сентября 2005 года включительно.

Говоря об эпизодах 4 июля 2008 года и 11 апреля 2011 года, по которым Коновалов в суде признал свою вину, Дмитрий Лепретор вновь указал на ряд противоречий. Он обратил внимание суда на то, что обвинение представило в суд не оригиналы видеоматериалов камер видеонаблюдения, а их копии и даже «копии с копий». Защитник уверен, что: «Задача следствия – сбор доказательств, а не их изготовление».

Адвокат Дмитрия Коновалова отметил, что с точки зрения экспертов части невзорвавшегося 3 июля и взорвавшегося 4 июля самодельных взрывных устройств могли быть изготовлены разными людьми. Помимо этого, он отметил, что устройство, собранное на следственном эксперименте Коноваловым, отличается от того, которое было обезврежено 3 июля 2008 года. Дмитрий Лепретор также напомнил, что так и не был найден человек, отпечатки которого остались на неразорвавшейся 3 июля бомбе. (Всего на ней найдено 6 отпечатков: 4 – отпечатки Коновалова – одна из главных улик обвинения; 1 – сапера, проводившего разминирование, и 1 – неизвестного лица. – АВТОРЫ ) .

По мнению защитника, обвинение, рассказав, как совершались преступления, так и не ответило на вопрос: зачем обвиняемый это сделал? Во время предварительного следствия Коновалов оперировал терминами из Уголовного кодекса «о дестабилизации обстановки в Республике Беларусь». Дмитрий Лепретор также напомнил, что Ковалёв, ранее объяснявший действия Коновалова «желанием прославиться, стать террористом», на суде взял свои слова обратно.

Террориста «сопровождали»?

Наверное, самым сенсационным стало выступление адвоката Владислава Ковалёва Станислава АБРАЗЕЯ. Примечательно, что в своей речи он больше времени уделял не своему подзащитному, а личности Дмитрия Коновалова. Защищая его, он рассчитывал автоматически снять вину и со своего клиента.

Станислав Абразей считает, что обвинение доказало лишь 2 факта: что был взрыв и что фамилия и имя его подзащитного – Ковалёв Владислав. Больше всего внимания Станислав Абразей уделил видеозаписям с камер наблюдения в минском метро как основному доказательству вины подсудимых. Адвокат еще раз подчеркнул, что их изъятие было проведено с нарушением уголовно-процессуального законодательства. «Предъявив обществу видеозапись, следствие было убеждено, что народ поверит в озвученную версию», – сказал защитник. Однако, по мнению Станислава Абразея, в этих видеозаписях есть много темных пятен, исследовать которые стороне защиты на судебном заседании не была предоставлена возможность. Адвокат считает, что человеку с сумкой, снятому на этом видео, возможно, помогали передвигаться еще двое неизвестных. Они его как бы сопровождали, следя, чтобы тот шел в нужную сторону, периодически оборачиваясь. Станислав Абразей считает, что лица некоторых людей на видеосъемке заретушированы, в видеозаписи присутствуют элементы монтажа. Помимо этого, адвокат особо обратил внимание на то, что у человека с сумкой на видео нет светлой эмблемы на брюках слева на всех записях 11 апреля, а на брюках Коновалова после задержания эта эмблема есть.

Кроме того, касаясь взрыва в Минске в 2008 году, Станислав Абразей обратил внимание суда на выводы экспертов, которым были переданы микрообъекты для выявления региона изготовления взрывного устройства. Среди возможных регионов изготовления Витебска нет. Адвокат подчеркнул, что экспертиза проводилась не по региону изготовления картона для упаковки, а именно взрывного устройства.

Отдельно Станислав Абразей обратил внимание на то, что Коновалов был задержан 12 апреля в 23.00, а первый его допрос начался 13 апреля в 6.00. По мнению защитника, на протяжении 7 часов на обвиняемого оказывалось психологическое и физическое воздействие. Он напомнил, что 13 апреля во время второго допроса Коновалову было очень плохо, его тошнило. Допрос прерывался 5 раз, хотя на первом допросе в тот день он чувствовал себя хорошо. Также Станислав Абразей сослался на то, что его подзащитный Владислав Ковалёв во время допроса слышал, как в соседней комнате кричит Коновалов. «Если бы не признание Коновалова, у обвинения вообще бы ничего не было», – говорит адвокат.

Подводя итоги, адвокат Владислава Ковалёва заявил, что считает недоказанной вину своего подзащитного в недонесении о готовящихся или совершенных преступлениях, и попросил его оправдать. «Я слышал, как сторона обвинения говорит: «Ковалёв знал, Ковалёв помогал, – сказал Станислав Абразей. – Однако это все голословно, доказательства не представлены. Я считаю, что Коновалов и Ковалёв не причастны к взрыву в метро в 2011 году».

ЧТО СКАЗАЛИ ПОДСУДИМЫЕ

За что стыдно Ковалёву

В конце прений обвиняемым была дана возможность сказать последнее слово. Дмитрий КОНОВАЛОВ что-либо говорить отказался (что делал на протяжении всего судебного следствия – ББ.). Владислав КОВАЛЁВ выступил в свою защиту с длинной речью, поясняя некоторые ранние эпизоды, повторяя доводы защиты. В конце своей речи он еще раз заявил, что его вынудили оговорить себя и Дмитрия Коновалова.

– Масса противоречий, которая была в моих показаниях на предварительном следствии, происходит оттого, что я говорил со слов правоохранительных органов, – сказал он. – Мне очень стыдно перед самим собой и перед Димой за то, что я проявил слабохарактерность и поддался влиянию следствия.

Владислав Ковалёв извинился перед Дмитрием Коноваловым и, обратившись к присутствующим в зале, сказал: «То, что я нахожусь в этой клетке, еще не значит, что я совершал это преступление».

 

Ну и ЧТО СКАЖЕТ на всё это СУД?

Почему-то нет никого сомнения в том, что парней замечательно подведут  под расстрел – и так затрут все следы! Несмотря на то, что по данным на 28 ноября против возможного смертного приговора Дмитрию Коновалову и Владиславу Ковалеву собрано более 45 тыс. подписей.

Во всяком случае, Коновалов – практически “смертник”, впрочем, ему с его суицидальным синдромом –  это лучший вариант! Не смог сам покончить с собой, теперь помогут, причём, вероятно, из того же оружия, из которого в своё время “помогли” некоторым уголовным авторитетам и оппозиционным политикам. Если, конечно же, принять на веру слова Олега Алкаева, в 1996-2001 гг. руководившего белорусской “расстрельной командой”…

Вообще – может Коновалов всё это и берёт на себя, чтобы побыстрее умереть?..

Что ж – осталось только дождаться приговора, оглашение которого началось сегодня примерно в 11:05. При чём приговор по делу о теракте в минском метро, составляющий 114 листов, будет зачитываться полностью. По словам судьи Верховного суда Александра Федорцова, оглашение приговора займет 4-5 часов.

Сейчас – 15:30 …

БЕЛСАТ [видео] | Павел ЗНАВЕЦ: В 1996-м арестовать Лукашенко должен был спецназ из Марьиной Горки

В годовщину референдума 1996 года участники тех политических событий оценивают значение произошедшего. Телеканал “БЕЛСАТ” взял интервью у бывшего члена постоянной Комиссии Верховного Совета 13-го созыва по международным делам Павла ЗНАВЦА, который после разгона Верховного Совета в ноябре 1996 г. работал в Специальной Комиссии по правовой оценке нарушений президентом Республики Беларусь А. Лукашенко Конституции и законов Республики Беларусь под руководством В. Гончара. Интервью также разместил у себя сайт Объединённых демократических сил.

"После референдума оппозиция была фактически разгромлена и превратилась в диссидентов", – говорит Павел Знавец, поминая тот "правовой Чернобыль", который наступил в Беларуси после проведения референдума. Однако это можно было в свое время предотвратить.

"Председатель Верховного совета Шарецкий дефилировал несколько часов перед Домом правительства с председателем КГБ и МВД – обсуждали вопрос. Был подготовлен приказ об аресте Лукашенко, и негласно поручено это было сделать марьиногорскому спецназу. Для того, чтобы это все произошло, нужно было политическое решение, воля Конституционного суда, который был последней инстанцией и на него возлагали надежды депутаты, что подписались за импичмент. Но, к сожалению, "сдал с потрохами" и Верховный совет, и законность, и демократию председатель Конституционного суда Тихиня".

Когда

Лукашенко получил фактически неограниченную власть и, по мнению Знавца, он брутально разогнал оппозицию и законность в стране.

"Если мы хотим вернуться в правовое поле, мы должны вернуться к Конституции (1994 года), и возможно, нужно будет собирать конституционное собрание. Это будет потом. А теперь надо подумать о том, как вынудить диктатора уйти без крови. Чтобы заставить уйти не так, как Каддафи, который разрушил страну, а – мирным путем. К сожалению, здесь большой вопрос – и я в этом остаюсь пессимистом. Народ уже заплатил кровью за ошибку, которую сделал в 1994 году, когда голосовал не разумом, а эмоциями", – добавил Павел Знавец.

UDF.BY | Андрей КЛИМОВ: Если бы не предательство руководства Верховного Совета, Лукашенко не удалось бы совершить “конституционный переворот”

В ноябре 1996 года история Беларуси разделилась на историю “до” и историю “после”, “до” и “после” конституционного переворота, инициированного молодым, амбициозным и недавно избранным президентом Беларуси. Правда, в тот момент мало кто мог предполагать те последствия, которые будет иметь референдум ноября 1996 г. по внесению изменений в Конституцию Беларуси. Как заметил наш сегодняшний герой, “потом началось уничтожение государства… У нас непризнанный президент, непризнанный парламент, совершенно разрушено гражданское общество, полностью размыты границы национальной идентичности… Сегодня в стране нет государственной вертикали – есть сугубо монаршая воля, мы опустились в средневековье. И сами по себе указы настолько противоречивы, что большинство из них не действует…” Трудно не согласиться.

“Он был одним из самых молодых депутатов Верховного Совета 13-го созыва. Успешный бизнесмен и в чем-то романтик…”, – так корреспондент UDF.BY начинает интервью с  с экс-депутатом, экс-бизнесменом и экс-политзаключенным Андреем КЛИМОВЫМ. – “Ему казалось, что жить можно по закону и все вопросы решать цивилизованно. Но неожиданно даже для самого себя он стал одним из самых ярых оппонентов Александра Лукашенко. А президент, как известно, не прощает обид…”

- Андрей Евгеньевич, Вы были одним из самых активных депутатов последнего Верховного Совета, кто выступал против референдума 96-го года. Вы были одним из самых твердых сторонников импичмента Лукашенко…

- Это не совсем так. Я не собирался принимать ни сторону президента, ни сторону коммунистов – я не очень-то люблю коммунистов… Это сейчас мы со Щукиным дружим, а тогда у нас были ярые противоречия (Валерий ЩУКИН – офицер ВМФ СССР, капитан 2-го ранга в отставке, депутат разогнанного в 1996 году Верховного Совета 13-го созыва, Лауреат Национальной премии за защиту прав человека, правозащитник и журналист. – ББ.). На тот момент мне были очень понятны амбиции Калякина – он хотел занять место президента. Поэтому я не стал занимать чью-то сторону. Пока не появился проект президентской Конституции, который грозил уничтожить демократию в стране. Только тогда я занял сторону противоположного проекта, который предлагал парламент, – и я не мог уже выступать против референдума.

Другое дело (многие уже забыли, многие просто не хотят вспоминать, а третьи специально замалчивают), ни в одном учебнике не сказано, например, что референдум носил консультативный характер, и его результаты ни в коем случае не могли быть обязательными. Ни Верховный Совет не подлежал ликвидации, ни Конституция не должна была изменяться.

Я не был противником референдума – потом уже я был противником результата.

Виктор Гончар, глава Центризбиркома, и депутат Андрей Климов в здании ЦИК в день, когда сотни сотрудников милиции блокировали его работу, ноябрь 1996 года.

– Скажем по-другому: один из самых активных участников процедуры импичмента Лукашенко.

– Я и здесь не стал бы себя переоценивать, потому что основным участником был Геннадий Карпенко – человек, который тогда мог потягаться с действующим президентом по силе влияния. Вместе с Гончаром у них было около 90% в Верховном Совете, и даже президентская фракция "Согласие" голосовала так, как командовали покойные Карпенко с покойным Гончаром. Наверное, поэтому и покойные…

Я нутром чувствовал, что все плохо кончится, как и в прошлом году с этими "выборами". Поэтому я призывал обе стороны не выходить за рамки Конституции. Было бы ошибкой думать, что я был непримиримым бойцом против президента. Кстати, по сравнению с сегодняшними Медведевым и Путиным Лукашенко тогда был очень демократичным. Конституционный суд присылал в Верховный Совет письмо о том, что президент издал указ, не соответствующий Конституции, председатель или его зам звонили в Администрацию президента и приглашали Лукашенко объясниться. Он приезжал сразу после обеда. Более того, он извинялся и просил поддержать его в том или ином вопросе соответствующим законом или постановлением… В это трудно поверить сейчас, но это было.

Я выступал против злоупотребления властными полномочиями одной или другой стороны. Более того, в своей знаменитой речи, когда я выступал против закулисных переговоров по сдаче парламента, я выступил тогда на самом деле против Шарецкого.

Шарецкий с Новиковым в печати говорили, что в стране наступает фашизм, а на другой день подписали соглашение. Шарецкий, получается, пошел на сделку с фашизмом. Я выступил против соглашательской позиции руководства Верховного Совета. К сожалению, на тот момент мои призывы не были услышаны.

– Давайте уточним: инициатива объявить импичмент Лукашенко стала ответным шагом на его предложение провести референдум?

– Неправда, все это чушь. Эта идея родилась в недрах коммунистов, инициатором были Калякин с Новиковым. Задача была – провести реформы, изменить полномочия президента, то есть, урезать эти полномочия. На тот момент у президента Беларуси было больше власти, чем сейчас, потому что тогда за него был парламент. Когда Лукашенко входил в парламент – все вставали – и кому нравился, и кому не нравился. Потому что было единение государственной власти. Все понимали: ни в коем случае нельзя рушить этот хрустальный сосуд.

А что сейчас? Сейчас – непризнанный парламент, непризнанный президент, электорат сам по себе, президент сам по себе. Практически произошло столкновение внутри идеологии, что, естественно, ведет к краху. Когда спускали на воду "Титаник", он был не просто самым большим судном – он был самым надежным. Судно было разделено на отсеки на случай повреждений – Атлантика кишит айсбергами. При повреждении восьми отсеков судна "Титаник" все равно оставался на ходу. Никто и предположить не мог, что будет повреждено 15 отсеков! Так и здесь: при проведении той реформы никто в президентской администрации, даже идеолог этой реформы Абрамович не предполагал, что она вообще погубит государственную систему Беларуси. Сегодня в стране нет государственной вертикали – есть сугубо монаршая воля, мы опустились в средневековье. И сами по себе указы настолько противоречивы, что большинство из них не действует.

Если говорить по существу, то весь сыр-бор разгорелся из-за того, что первый президент Беларуси был слишком молод, не отличался особыми талантами, и президентство для него оказалось чем-то вроде выигрыша в лотерею. Это не могло не вскружить голову многим политикам, видевших себя в роли президента, и ни у кого не хватило ума подождать следующих президентских выборов. Лукашенко в данном случае просто сыграл на опережение.

Но я могу сказать со всей определенностью: если бы не предательство руководства Верховного Совета, Лукашенко не удалось бы этого провести. Даже при том, что он приложил максимум усилий, чтобы разрушить коалицию за импичмент в Верховном Совете и использовал все силовые рычаги давления на законодательную власть.

– А в чем заключалось предательство руководства Верховного Совета?

– Не буду говорить о Карпенко – о покойниках плохо не говорят. Все остальные руководители Верховного Совета и лидеры фракций пошли на сделку с действующей властью. В том числе и глава Конституционного суда. Они сдали итоги референдума. Они согласились за определенные отступные (у каждого они были свои) признать итоги референдума обязательными. Они не имели даже таких полномочий! Увы, открыто против этого выступили только два человека: ваш покорный слуга и нынешний председатель ОГП Анатолий Лебедько. Более того, мало кто знает, что у нас была стычка с Карпенко на закрытом заседании Верховного Совета, где он едва ли не силой пытался заставить проголосовать нас с Лебедько за соглашение с президентом. Я не знаю, сколько депутатов не проголосовало за это соглашение, наверняка были те, кто голосовал против. Я не хочу сказать, что мы такие герои. Нет, это, скорее, акт отчаяния, подвиг Матросова. Мы вообще встали и вышли из зала заседаний, протестуя против сдачи Верховного Совета.

– Тогда, получается, импичмент не состоялся в силу этого соглашения?

– Импичмент не состоялся в силу предательства председателя Конституционного суда.

– Чем взяли Валерия Тихиню?

– Я знаю. Но не хочу наносить моральный урон его семье, близким, поскольку это затрагивает всех его близких людей. А то, что он предал, было очевидно. Я был на заседании Конституционного суда – это была его инициатива о переносе решающего заседания о соответствии действий президента Конституции (не об отстранении от власти, нет; они должны были принять решение о соответствии действий Конституции, а уже потом Верховный Совет должен был решать – отстранять или не отстранять). При том, что сам процесс был начат Конституционным судом, им же был и похоронен: заседание было назначено на дату, которая следовала за подведением итогов референдума.

– Был ли шанс предотвратить тот самый "конституционный переворот", которым чуть позже назвали референдум 96-го года?

– Да, был шанс. Если бы я был тогда умнее, то мне надо было просто набить морду Шарецкому и за шкирку выкинуть его из Верховного Совета. Было тогда немало людей, которые бы проголосовали за избрание председателем Верховного Совета Карпенко. Карпенко, несмотря на то, что он побаивался президента и не хотел открытого столкновения, играл роль такого "серого кардинала". Но на самом деле, инициатором импичмента был Калякин.

Я думаю, что на самом деле это была инициатива коммунистов России – без такой поддержки они никогда бы не рискнули пойти на это. Требовались финансы. Нужно было знать, что делать дальше. Ну, нет Лукашенко – а что дальше? А если выборы вы не выиграете? У них должна быть поддержка – и такая поддержка была.

Не будем забывать, что были президентские амбиции у Шарецкого, и у Карпенко, и в результате – лебедь, рак и щука. Повозка осталась в руках исполнительной власти, которая ничего умного более не придумала, как разобрать ее по винтикам.

Была ли возможность предотвратить конституционный переворот? Да, была. Но, увы: это не связано с давлением на исполнительную власть, силовым или законодательным ограничением полномочий президента – это связано с поведением основным инициаторов импичмента, у которых на тот момент власти было больше, чем у президента Беларуси. Реальной власти. Притом, что они ни за что не отвечали: президент отвечал, а они – нет.

Скажу больше: решающую роль в разгоне Верховного Совета сыграла служба безопасности президента – не милиция, не КГБ, не военные. Они просто заняли нейтральную позицию. Только те люди, которые лично были преданы президенту – за деньги, за должности или еще за что-то – только они, без оружия, без единого выстрела! Это просто позор! Просто взвод офицеров службы безопасности президента выкинул за шкирку верховный Совет со всеми 6,5 миллионами электората.

– Вы, молодой политик, бизнесмен, издатель, могли тогда предполагать, что Ваша карьера закончится лишением всего и тремя тюремными сроками?

– Нет, конечно – я бы и не пошел туда. Времена были другие, президент Беларуси был другой, все было другое. Кто же мог предполагать, что вместе с ним во власть придут мерзавцы, которые начнут террор?.. Что они устроили моей семье, что сделал следователь Алешкин, который выкинул на мороз из квартиры мою семью с трехлетним ребенком… К нему пришли мерзавцы, которые наперегонки пытались выслужиться. Президент был не жадный, легко раздавал должности, материальные блага и награды. Время было такое – можно было занять любую должность. Мы знаем, как занимали должность Генерального прокурора, премьер-министра. Один факт приведу. Разве не примечательно, что начальник тюрьмы Алкаев отдает приказ о доставке меня на суд, когда я отказался ехать, живым или мертвым (Олег АЛКАЕВ – с декабря 1996 г. начальник СИЗО № 1 (Минск), в 2001 г. выступивший с разоблачениями по делу о похищении и предполагаемом убийстве известных белорусских политиков, предварительно покинув Беларусь; в 2006 г.  издал книгу «Расстрельная команда», где поместил шокирующие подробности приведения в исполнение смертных приговоров. – ББ.). Это вообще: депутата Верховного Совета они собирались мертвым доставить в суд! Хорошо, что закончилось тем, что я только два месяца пролежал в больнице: мне намяли бока, отключили полотенцем, пережав сонную артерию. Чем он думал, этот человек, отдавая такой приказ?.. Рискну предположить – мечтал получить должность не ниже министра внутренних дел.

– Развитие Беларуси после референдума 96 года – это и есть государственный террор?

– Белорусская диктатура ленива, даже в плане террора она ленива и труслива. Похитили, уничтожили пару-тройку оппозиционеров, побросали в тюрьмы таких, как я, – а в целом диктатура весьма лояльно поступает со своими врагами, если сравнить с восточными деспотиями. Все-таки мы в Европе, все-таки уровень образования совсем другой, многие испугались того, что они совершили с Захаренко, с Гончаром. И то, что этого больше не происходит – это достижение не режима, это достижение белорусов, это они не допускают этого. Я бы сказал так: потом началось уничтожение государства – сегодня мы превратились в молочную ферму Российской Федерации: у нас непризнанный президент, непризнанный парламент, совершенно разрушено гражданское общество, полностью размыты границы национальной идентичности.

Только две вещи служат оправданию этому периоду. Первое: не мытьем, так катаньем Беларусь все еще существует. Спасибо Ельцину: если бы он назначил преемником не Путина, а Лукашенко – Беларуси бы не было. И другое: какая бы ни была у нас диктатура, какой бы ни был у нас режим, – это наша история, она войдет в учебники, войдет в базис построения будущего государства, которое – рано или поздно – все-таки состоится. Государство есть, оно существует – значит, потенциал белорусского общества гораздо больше, чем разрушительная сила белорусского режима.

– Как изменился сам Лукашенко за эти 15 лет?

– Деградировал. Я помню его как обаятельного, достаточно умного, на мой взгляд, человека, с которым можно было решать вопросы. Я ему ничем не обязан, но некоторые административные вопросы, которые я предлагал ему решать, решались в пользу государства.

Когда стоял вопрос о том, кого назначать мэром Минска, я разговаривал с помощником президента по особым поручениям. Тогда обсуждалась кандидатура Ермошина (Вл. ЕРМОШИН – мэр г. Минска в 1995-2000 гг., в 2000-2001 гг. председатель СМ РБ. – ББ.). И помощник президента заявил: ему место в тюрьме! На что я сказал: более порядочного человека и бессребреника лично я как бизнесмен не знаю. Лично я взятку ему ни разу не давал. Это человек дела, который работает ради интересов города. Поэтому если вы хотите, чтобы город строился, чтобы городское хозяйство действовало как часы – лучшей кандидатуры вам не найти. И буквально через два часа президент выдвинул кандидатуру Ермошина на пост мэра города.

Когда ему говорили прийти в Верховный Совет объясниться по поводу неконституционности указа – сейчас бы прибыл спецназ, расстреляли бы всю палатку, никого живым не выпустив. Тогда он сам приезжал, он оправдывался (сейчас это немыслимо!) час-два, заканчивал речь всегда одинаково: «Я молодой политик, помогите мне работать, издайте какой-нибудь закон, чтобы я мог работать. Неправильно написал указ – исправьте законом или постановлением».

Сейчас – ни указов, ни законов, монаршая воля – и полнейший беспредел в законодательной сфере. Кто что хочет, то и творит. Палатка превратилась в архив законодательных актов, правительство Беларуси – статистическое агентство, всем управляет администрация президента и какие-то прикормленные бизнесмены.

Реального положения дел никто не знает: правительство говорит, что валюта есть, Нацбанк заявляет – никакой валюты нет. И результат один: мы без денег, признанного руководства в государстве нет, но мы все еще существуем. Только благодаря столкновению геополитических интересов России и США. И той, и другой стороне Беларусь как субъект мировой политики очень нужен. Именно как субъект мировой политики – с местом в ООН, с географическим положением в Европе. Штаты рассматривают Беларусь как плацдарм для окончания "холодной войны", Россия – как плацдарм для нового похода на Запад.

– Не возникало ли у Вас желание вернуться в политику, бизнес, к издательской деятельности?

– После последнего срока у меня возникли очень большие проблемы со здоровьем. Я потратил уйму времени на обследование. Поставили диагнозы, я занимался лечением, и думаю, за пару лет, возможно, я приду в норму. Это все поддается лечению – в нормальной обстановке. К тому же, подросли дети, семья требует моего внимания. Семья и здоровье – это самое главное.

Будем реалистами: какая политика в нашем государстве? Нынешний режим ведет войну одновременно на два фронта: с Западом и с Россией. Никакие Евразийские союзы не должны вводить в заблуждение – все это просто перемирие. Весной у них президентские выборы, им нужен электорат, сочувствующий Лукашенко. Поэтому какая политика? Потом, когда я шел в политику, я не думал, что все закончится так: одним, вторым, третьим сроком. Я не самоубийца, по крайней мере, не камикадзе. В существующих условиях я могу себя реализовать только в семье, помогая близким, используя свои связи в Европе, помогать бизнесменам консультациями.

В конце концов, с моим голосом по-прежнему считаются в Европарламенте, к моему голосу прислушиваются и в Конгрессе США. Я могу оказать помощь стране, чтобы нас принимали как цивилизованную страну. Я говорю: рассматривайте режим отдельно, а белорусский народ – отдельно. То, что вас (Европу и Америку) кинул режим на прошлых президентских выборах, – это ваши проблемы. Не с белорусами вы договаривались, а надо было – с белорусами. Белорусы – европейские граждане, образованные, знающие языки и профессионалы. Моя задача – помогать формированию на Западе, в Европе образа именно цивилизованного белоруса, помочь увидеть разницу между режимом и белорусом.

Андрей Климов во время выступления в Верховном Совете, 1996 год. Фото bymedia.net

БЕЛОРУССКИЙ ПАРТИЗАН | Александр ФЕДУТА: Абсолютная власть, которую Лукашенко приобрел, сделала его “заложником” ситуации …

“Белорусский партизан” продолжает интервьюировать непосредственных участников событий 1996 года, связанных с референдумом, состоявшимся 24 ноября и  сделавшим “молодого президента" Александра Лукашенко "последним диктатором Европы". Фактически – это был конституционный переворот, – и в этом придётся согласиться с многими белорусскими экспертами. Александр Лукашенко навязал всем свои правила игры, обратившись напрямую к народу, и до самого конца держал мяч на своей половине поля – ни чураясь ни шантажа, ни угроз – лишь бы только получить практически неограниченные полномочия.

О том, как на глазах менялась Беларусь, "Белорусский партизан" побеседовал с политологом, автором книги "Лукашенко. Политическая биография" Александром ФЕДУТОЙ, в 1994-1995 гг. бывшего начальником управления общественно-политической информации Администрации президента Беларуси, а потом ушедшего в оппозицию к нынешней власти. Во время выборов 2010 г. он работал в предвыборном штабе кандидата в президенты Владимира НЕКЛЯЕВА.

- Первую президентскую кампанию Вы провели в команде Александра Лукашенко. По нынешним меркам, Вы недолго проработали под его началом - в 95-м ушли в отставку, взяв на себя ответственность за "белые пятна" в газетах. Во всяком случае, такова официальная версия. В нашем случае официальная версия является ли настоящей причиной ухода?

- В 94-м я взял на себя ответственность за "белые пятна" в центральных газетах, в 95-м я ушел в отставку. И в данном случае официальная версия совпадает с причиной отставки.

Напомним, что 23 декабре 1994-го по инициативе ближайшего окружения Лукашенко гендиректор издательства «Белорусский дом печати» Борис Кутов распорядился не публиковать доклад депутата Верховного Совета Сергея Антончика, прочитанный им на сессии ВС РБ 20 декабря и посвящённый коррупции в администрации недавно избранного первого белорусского президента. Со сверстанных полос газет «Звязда», «Советская Белоруссия», «Рэспубліка» текст был снят, и издания вышли в свет с «белыми пятнами». В последующие дни был арестован тираж «Газеты Андрея Климова», с «белыми пятнами» вышла газета «Фемида», был запрещен выпуск двух номеров «Народной газеты» и номера газеты «Свабода».

- Ваша отставка произошла задолго до референдума  96-го года. Но Вы непосредственно участвовали во всех последующих событиях, хотя уже и в качестве журналиста. Кому и зачем понадобился референдум 24 ноября 1996 года?

- Референдум 96-го года понадобился тогдашнему главе исполнительной власти, он же – глава государства Александр Лукашенко. Ему понадобился референдум, чтобы снять ограничения на реализацию своих полномочий, как ему казалось. То есть, фактически разрушить предусмотренный Конституцией баланс властей.

- Давайте вспомним хронологию тех горячих ноябрьских дней. Что было первым: инициатива об импичменте Лукашенко либо его предложение провести референдум?

- Первыми стали поправки в закон о Конституционном суде и Конституцию, которые Александр Лукашенко предложил рассмотреть парламенту. Поскольку парламент справедливо счел, что президент пытается вторгнуться в его компетенцию, эти поправки рассмотрены не были. После этого президент апеллировал к референдуму.

- Почему ответная инициатива – импичмент – не была доведена до конца, хотя и значительная часть Верховного Совета, и Конституционный суд и Центризбирком выступали против референдума?

- Она не была доведена до конца, потому что люди слабы. Потому что есть вещи, которых люди боятся. В моей книге “Лукашенко. Политическая биография” это описано. Мои собеседники – и Владимир Нистюк, и Валерий Круговой – откровенно говорят как с ними, что называется, “работали”. Кто их вызывал, о чем с ними говорили, как “уговаривали” снять подписи с заявления об импичменте.

Владимир Нистюк свою подпись не отозвал, Валерий Круговой снял. Были депутаты, которых заставляли отозвать подписи, угрожая семье. Об этом тоже говорится в моей книге, собеседники этого не скрывают. Был случай, когда депутат, которого заставили снять подпись, пришел в свою партию, плакал – рассказывая, как это происходило. Все было.

- Какую роль в тех ноябрьских событиях сыграл российский десант? С какой целью приезжало в Минск практически все российское руководство?

- Они приезжали по одной простой причине. России все время нужно доказывать, что на постсоветском пространстве она контролирует политический процесс, что это зона ее политической ответственности. Поэтому попытка воззвать к Москве как к посреднику урегулирования внутреннего конфликта (инициатива исходила, напомню, от парламента) была воспринята Москвой совершенно спокойно и даже в чем-то – радостно. Вспомним, что этот визит был на самом высоком уровне. Если учесть, что Борис Ельцин еще не мог толком прийти в себя после операции, то посредников более высокого уровня просто быть не могло.

Говорить о том, что Россия приехала решать свои вопросы – по меньшей мере, глупо. Повторюсь: инициатива исходила от спикера Верховного Совета Семёна Шарецкого.

- Но достигнутый той ноябрьской ночью компромисс не был выполнен. Почему, что произошло?

- Этот компромисс не устраивал ни одну из сторон. Поэтому часть депутатов, представлявших парламентское большинство, но одновременно – антипрезидентскую позицию, то ли не поняли, о чем идет речь, то ли поняли, но захотели просто соблюсти честь мундира - они просто самоустранились от голосования. Президенту было выгодно сорвать это соглашение руками парламента, что с большим удовольствием выполнила пропрезидентская фракция "Согласие". Если помните, ее руководитель Владимир Коноплёв с телефоном в руках заявлял: президент на проводе – не голосуем!

- Бывший депутат Верховного Совета Андрей Климов сказал: если бы не предательство руководства парламента, этот конституционный переворот не состоялся бы… Что имел в виду Климов под “предательством”?

- Я не считаю Шарецкого предателем. Я считаю Шарецкого политическим неудачником. Он находился в плену собственных схем. Ему казалось, что все будут играть по каким-то правилам. И он действительно искренне удивлялся (я это хорошо помню), если кто-то не держал слово, нарушал слово. Лидер фракции коммунистов Сергей Калякин был гораздо в большей степени  политиком, чем Шарецкий, но он не мог говорить единолично от имени Верховного Совета.

Столкнулись фактически две концепции. Одна концепция была рассчитана на многоходовку: затянем время, будем решать эту проблему, отвоюем что-то назад… Очень ярким сторонником этой концепции был Калякин. А вторая – либеральная фракция "Гражданское действие", в данном случае выразителем этой позиции является Андрей Евгеньевич, требовали решить сразу, немедленно. Слишком разные политические силы, слишком недостаточен, на мой взгляд, опыт сотрудничества между ними. Можно было подозревать фракцию коммунистов в чем угодно, но Калякин – один из немногих белорусских политиков, кто всегда держит данное слово. Это ясно сейчас – именно поэтому он воспринимается как самый надежный партнер всей, без исключения, оппозицией. Даже теми, кто придерживается диаметрально противоположных идеологических концепций [помнится, что в 2006 г. он возглавлял предвыборный штаб “единого кандидата” ОДС – Ал. МИЛИНКЕВИЧА, человека, явно далёкого от симпатий к коммунистам. – ББ.].

Но тогда это было начало. И тогда договориться об общей тактике практически было невозможно.

- То есть в тех политических условиях не было шансов предотвратить этот референдум?

- В моей книге одна из моих собеседниц Валентина Свяцкая, работавшая тогда советником председателя Верховного Совета, по-моему, она говорит о том, когда стало понятно, что референдум проигран. Тогда, когда на встречу с руководством Верховного Совета приехали губернаторы. И по их поведению, по поведению председателей облисполкомов, в первую очередь по поведению Александра Дубко – ближайшего друга Семена Шарецкого стало понятно, что Верховный Совет проиграл.

- Проиграл тогда не только Верховный Совет – проиграла вся Беларусь.

- Да, конечно.

- Впоследствии референдум стали называть “конституционным переворотом”. Вы согласны с такой трактовкой этого события?

- Элементы конституционного переворота были. Первый – неисполнение решений Конституционного суда о необязательном характере референдума. Если бы стороны оставались в конституционном русле – они обязаны были выполнить это решение. А это означает, что с результатами референдума президент должен был прийти в парламент и объяснять, что народ его поддержал.

Второй элемент конституционного переворота – это насильственная замена председателя Центризбиркома. Президент не имел конституционного права этого делать – в Конституции был четко прописан механизм отставки. И если это произошло в той форме, в которой произошло, мы не можем говорить, что это было законно.

16 ноября 1996 г. избранного парламентом Викт. ГОНЧАРА глава белорусского государства сместил, после чего последовала силовая акция по его выдворению из помещений ЦИКа, 6 декабря на этот пост была назначена Л. ЕРМОШИНА.

- Как сказались результаты референдума на последующем развитии Беларуси?

- Все, что мы сейчас имеем, включая и экономический кризис, - это последствия того референдума.

- Ноябрьский референдум 96-го можно считать точкой отсчета падения Беларуси?

- Да, именно точка отсчета. Именно на этом референдуме был ликвидирован баланс властей, была создана система государственного управления без сдержек и противовесов, были отняты фактически контрольные функции у судебной системы, ликвидирована ее независимость.

Мы имеем то, что имеем, – в результате референдума.

- Александр Иосифович, давайте займемся сравнительным анализом. Давайте сравним Лукашенко образца 94-го года и нынешнего Лукашенко: насколько они похожи друг на друга, насколько они отличаются один от другого?

- Раньше я говорил так: не меняется со временем либо дурак, либо Позняк, подразумевая, что Позняк – умный человек, но единственное исключение. Сейчас я могу сказать так: не меняется со временем только дурак. Даже Позняк изменился…

Лукашенко конечно изменился. Изменился очень сильно. На мой взгляд, не в лучшую сторону.

- Какие черты он приобрел сейчас, которых он не имел в начале своей политической карьеры?

- Разные черты – и отрицательные черты, и черты, которые должны быть у настоящего государственного лидера. Такое тоже ведь есть.

Он стал лучше контролировать самого себя. Последний год это не видно, но до 2006-го года, до палаточного городка, он очень хорошо владел собой: он умел выжидать. Он умел принимать решения, что называется, вовремя. В 94-м году он был импульсивен, он был резок и он был гораздо более искренен, чем сейчас. В 94-м году он умел выслушивать всех, включая даже те точки зрения, которые ему не нравились. И даже – иногда с ними соглашаться. Сейчас вы видели Лукашенко, который спокойно выслушивает то, что ему не нравится?..

К сожалению, это свойство – уметь слушать то, что тебе не нравится, и общаться с оппонентами, спокойно, – это свойство он утратил. Абсолютная власть, которую он приобрел, сделала его заложником. Заложником ситуации – он не способен к самокорректировке. А тогда он очень быстро корректировал свою позицию, если видел ее ошибочность…

Справка "Белорусского партизана". Александр Федута – автор книги "Лукашенко. Политическая биография", вышла в издательстве "Референдум" в 2005 году.

Это первая политическая биография Александра Лукашенко, написанная членом его первого предвыборного штаба, позднее отказавшимся участвовать в становлении диктатуры в Беларуси. Исследуются перипетии и закономерности этого процесса. Кто и что привело белорусского диктатора к власти: население, личный талант демагога-вождя или группа политиков, сделавших на него ставку в борьбе за власть? Став президентом, Лукашенко одобрительно отозвался о довоенных порядках в гитлеровской Германии, видя в них образец для современной Белоруссии. В отличие от политологов, считающих его откровенность ошибкой начинающего правителя, автор утверждает, что это был сознательный зондаж общественного мнения.

Книга основана на многочисленных беседах со сторонниками и оппонентами Александра Лукашенко.

Иван Греков

АНЕКДОТ | Не западло!

Сознаемся сразу, что этот анекдот являет собой своеобразный перверсивный вариант известного российского анекдота. Мы его “перевернули”, чтобы к белорусской реальности приспособить. Не в первый раз, – га!…

Во время ставшего уже традиционным ежегодного интернет-общения президента Путина со своими избирателями в его адрес поступил вопрос: “А не западло ли Вам, дядя Вова, отвечать на анонимные вопросы, приходящие из “интернета”. Мой папа считает, что это недостойно лица, возглавляющего государство”. Обращение было подписано просто: “Красавчег”.

Путин ответил: “Уважаемый Коля из Острошицкого городка. Знаю, что ты в прошлом году только пошёл в школу и сидел 1-го сентября за одной партой с дочкой директора школы. Пусть всё у вас будет хорошо. Спасибо за твоё внимание к моему интернет-общению с российским гражданами. Передавай привет папе Саше – нам с ним ещё работать и работать. И отвечаю тебе – не западло”.

РЕПЛИКА | Пётр МАРЦЕВ: Мы все – агенты КГБ

В свежем (за 21 ноября т.г.) выпуске “БелГазеты” авторы последней свели в заочном споре лидера БНФ Алексея ЯНУКЕВИЧА и бывшего издателя газет “БДГ” и “Имя”, а по совместительству политического консультанта и такого же эксперта Петра МАРЦЕВА. Темой обсуждения стал некий документ, озаглавленный долго и нудно – Концептуальные положения Проекта «Организация парламентской партии и «Новой Политической Силы» c целью участия в выборах Национального Собрания Республики Беларусь».

Документ стал предметом обсуждения с “лёгкой руки” Николая ХАЛЕЗИНА, руководителя “Белорусского свободного театра” и активного сторонника бывшего кандидата в президенты РБ Андрея САННИКОВА, и сразу же вызвал нездоровое оживление в оппозиционной и около- тусовке. В его центре вновь оказались представители гражданской кампании “Говори правду!”, ведомой Вл. НЕКЛЯЕВЫМ. Впрочем, сам Некляев назвал сей документ “сфабрикованной фальшивкой”…

Однако нас заинтересовало иное – а именно одна реплика П. Марцева

…Все сейчас ищут врагов, все предатели, все комитетчики. Нормальная такая кампания КГБ, заставившего всех подозревать друг друга. Всю эту фигню можно только одним способом прекратить – всем встать и хором сказать: да, мы все агенты КГБ, и именно КГБ возглавлял попытку государственного переворота…

Уж как отреагировать на сие? Марцев, наверное, пробовал пошутить, но… Именно такой ракурс рассмотрения декабрьских событий  никому, кажется, и в голову не приходил. А может и в самом деле именно КГБ через связанных с ним лиц, коих в изобилии в местной оппозиции водится, всю эту “катавасию” устроил со штурмом Дома правительства? Зачем? А просто реально хотели власть подвинуть, или хотя бы просто напугать! В итоге не подвинули, но напугали…

Напугали так, что власть в итоге “палку перегнула” – в буквальном смысле: ПР-73 об спины участников событий 19 декабря в Минске – силами МВД, всегда соперничавшего с КГБ, “государственного переворота” не допустив. Но в итоге, последние не власть защищали, но “статус кво” сохраняли… А КГБ снова чистым вышел из игры. Как всегда не при делах.

“Комитет” мог действовать в пользу других лиц, не представленных во власти, но влиятельных. Которые таким образом о своём влиянии могли заявить, своеобразный ультиматум власти поставив. Власть отреагировала жёстко… Но может от неё этого и ждали?

Потому как ещё и вторая версия напрашивается, кажется, уже однажды озвученная: вся эта, с позволения сказать, операция, была задумана лишь для того, чтобы изъять с политической арены наиболее активных (или менее подконтрольных соответствующим белорусским специальным службам?) товарищей ввиду грядущего экономического кризиса. Чтобы, не дай бог, некому было народное возмущение (так и не случившееся до сих пор, но возможное) возглавить.

Оппозиция больше не помешает Беларусь делить, её распродавать, минуя интересы народа (который, впрочем, сам не слишком-то озабочен своими собственными интересами ), но не минуя интересов белорусских властных кругов и аффилированных с ними некоторых – всем известных – представителей белорусского бизнеса.

 

БЕЛОРУССКИЙ ПАРТИЗАН | Ольга АБРАМОВА: Депутаты в 1996-м сделали все, что могли, а номенклатура побоялась потерять свои “тёплые места”

Ольга АБРАМОВА, которая была депутатом Верховного совета 13-го созыва, противостоявшего в 1996 году президенту в его стремлении к единоличной власти, считает, что в референдуме 24 ноября 1996 г. виноват не только Лукашенко, но и белорусская чиновная номенклатура. По её мнению, депутаты сделали все, что могли, но большинство граждан Беларуси оказалось на стороне президента.

Ещё в августе, в условиях обострения противостояния белорусского президента и парламента, Александр Лукашенко предложил провести референдум по внесению изменений и дополнений в Конституцию, существенно расширяющих права президента и превращающих республику из парламентско-президентской в президентскую, а также по ряду других вопросов, имевших большой общественный резонанс.

Верховный Совет назначил проведение референдума на 24 ноября 1996 года и также вынес вопрос о внесении изменений в конституцию, превращающих республику в чисто парламентскую (через упразднение поста Президента) и ряд других вопросов. В итоге из 7 вопросов 4 были инициированы президентом, 3 – парламентом.

Предварительное голосование осуществлялось с 9 до 23 ноября включительно, т.е. две недели – это было новацией, к которой более белорусские власти не возвращались.

Согласно данным ЦИК, более 70% избирателей поддержали вариант Конституции, предложенный Александром Лукашенко, и лишь 8% – высказались за парламентский вариант. Почти 90% граждан проголосовали за перенос Дня независимости с 27 июля (день принятия декларации о государственном суверенитете) на 3 июля (день освобождения Беларуси от фашистской оккупации). По вопросам о введении купли-продажи земли и отмене смертной казни, согласно результатам ЦИК, был получен отрицательный ответ (за продажу земли высказались только 15%, за отмену смертной казни – 17%).

В то же время в Минске картина оказалась несколько иной: по двум “парламентским” вопросам (№№6, 7) минчане всё же оказали поддержку депутатам: об избрании руководителей местных органов исполнительной власти непосредственно жителями соответствующей административно-территориальной единицы и о гласном финансировании всех ветвей власти и только из государственного бюджета.

Тогда же в Беларуси появилась традиция игнорировать не только внутренних, но и внешних наблюдателей, которые, как известно, нам не указ – в итоге наблюдатели просто развели руками.

****подробней в материале UDF.BY “Горячая осень-96. Хронология Референдума” и тут

О причинах и последствиях референдума с известным и теперь ставшем уже достоянием истории результатом О. Абрамова подробно  рассказала в интервью "Белорусскому партизану".

- Как вы считаете, почему в Беларуси сложилась президентская республика? Были ли варианты формирования парламентской республики?

- На мой взгляд, вариантов не было. Во-первых, все те страны, которые были внутренне генетически родственны Беларуси, вышедши из Советского Союза, все перешли к введению института президента. Беларусь оказалась в этом ряду просто последней. Кроме того, часть политических элит была заинтересована во введении этого института: так им легче было бы работать с партнерами в сопредельных странах, где этот институт уже был введен, что было достаточно логично. Также для этого были внутренние причины: в рамках парламентской республики из-за вольницы, которая царила первые годы становления белорусской государственности именно по линии парламента, исполнительная власть чувствовала себя в ущербном положении. Реально они рулили всеми экономическими процессами, но только потому, что большая часть депутатов при том, что статус депутата именно в рамках парламентской республики исключительно высок, позволяли себе заниматься другими вопросами в большей мере, чем экономическими. Фактически экономика была отдана на откуп исполнительной власти. Исполнительная власть, по молчаливому согласию, отдала парламентской оппозиции в рамках Верховного совета 12-го созыва вопросы идеологии и культуры. Это такое было разделение полномочий, но при этом парламентарии считали необходимым постоянно демонстрировать свою власть и вызывали на ковер премьер-министра [Кебича – ББ.]  по поводу и без повода. Он постоянно стоял перед ними в Овальном зале и отчитывался, что ему достаточно быстро надоело. Он решил перейти к президентскому правлению, т.к. не сомневался, что будет избран президентом, раз все административные рычаги в его руках. Это был вопрос интересов, которым противодействовала достаточно незначительная политическая группа, если сопоставлять ее с возможностями исполнительной власти. Противодействовал этому Белорусский народный фронт (БНФ). Также против была Партия коммунистов Белорусская (ПКБ), возглавляемая тогда Калякиным и Чикиным.

Следует отметить, что активно введение института президента поддерживала тогда предвестница ОГП (Объединённой гражданской партии) Объединенная демократическая партия. Все остальные игроки в зачет не идут потому, что позиция их была невнятной, и они были невлиятельны. Вектор интересов сложился таким образом, что начало доминировать желание исполнительной власти иметь концентрацию власти на определенный период времени, поскольку тем, кто интересовался, было известно в 1994 году, что Кебич готовился к проведению умеренных либеральных экономических реформ и для этого, безусловно, была необходима концентрация власти.

Беларуси было не миновать введения президентской или президентско-парламентской республики, которая и была введена Конституцией, которая была принята 15 марта 1994 года. Конституция ввела пост президента и по факту предполагала превращение формы правления в президентско-парламентскую республику.

- По конституции роль парламента была достаточно серьезной.

- Конечно, это тоже была борьба интересов. В парламенте тогда было несколько групп, которые вели сражение за выдвижение и поддержку своих кандидатов на пост президента и до сих пор, я считаю, что трагическая случайность не позволила в полной мере участвовать в этой компании Геннадию Карпенко. Это был очень перспективный кандидат, его в России Союз промышленников и предпринимателей рассматривал как перспективного кандидата, и в моем присутствии была его встреча с тогдашним председателем РСПП Аркадием Вольским. Я помню, что Аркадий Иванович уделил ему демонстративное комплементарное внимание. За рамками мероприятия у него была двухчасовая встреча с Карпенко. Это было за несколько месяцев до президентских выборов. Карпенко отнесся тогда достаточно легкомысленно к выдвижению своей кандидатуры. Он подстраховался, он обеспечил себе поддержку нужного числа депутатов, которые, как и следовало ожидать, его предали, часть из них переметнулась к другому кандидату, который тоже квалифицировался как демократический. Потенциально Карпенко был более дееспособный, у него был исключительно хороший имидж и отличная биография для участия в президентских выборах. Шансов, конечно, было много у Лукашенко, т.к. он точно попадал в типаж, появление которого ожидало тогда большинство белорусских избирателей.

- Не хочется верить, что именно о таком человеке мечтало большинство белорусских избирателей.

- Дело в том, что три четверти голосующих были люди, которые не избавились от советского опыта. Они ненавидели действующую власть за то, насколько она их опустила в материальном плане. Начало 90-х – это же страшные годы – белорусская исполнительная власть без проведения реформ пошла по пути российской власти. Если российская власть сжимала денежную массу, проводила жесткую монетарную политику как составную часть либеральных реформ, которые дали свой определенный результат, то в Беларуси установлены были неадекватно низкие зарплаты для большинства населения на фоне коррупции, раздачи кредитов своим приближенным направо и налево по линии лиц, принимающих решения. В условиях гиперинфляции это, естественно, в глазах народа выглядело самым безобразным образом. Вот почему тема коррупции сразу стала политическим хитом. Кто бы выкинул эту тему, тот бы оседлал волну. Это сделал Лукашенко, сделал очень талантливо, очень ярко. Он не утруждал себя доказательной базой. Да, его люди занимались. Малумов, Карпиевич и еще целая группа других приближенных сидели, собирали эти материалы, но то, что было предъявлено обществу, не должно было произвести такого впечатления. Доказательная база и рассыпалась потом, к ней на уровне следственных органов не возвращались, хотя были грозные обещания сослать всех коррупционеров в Гималаи и предъявление этого якобы компромата.

Массовое сознание, когда в кого-то влюбляется, обладает тем, что психологи называют «селективной невнимательностью». Оно впускает в себя весь позитив и отбрасывает все, что не укладывается в рамки представлений этого идеального образа. Появился рыцарь в сияющих доспехах и люди им очарованы. Я видела это в преподавательской среде – люди среднего и старшего возраста говорили именно такими словами: я влюблен в этого человека.

Для большинства населения тогда была близка идея остановить коррупционеров, ведь они во всем виноваты. Люди думали, что придет новый незапятнанный человек и им с ним будет хорошо.

- Депутаты Верховного совета 13-го созыва не были им очарованы, раз вступали в активное противостояние?

- Была своя история и в 12-м созыве. Депутаты пытались оказывать активное сопротивление вновь избранному президенту, выступали постоянно против проводимой им линии и вменяли ему многочисленные нарушения конституции. Таким образом, сразу же образовался конфликт между президентом и парламентом потому, что депутаты были избраны совершенно в других условиях и не хотели признавать, что форма правления изменилась, им трудно было смериться с этим даже на ментальном уровне. Они не воспринимали того, кого они вчера знали как рядового депутата, даже не председателя комиссии. Антикоррупционную комиссию я не беру, т.к. Шушкевич решил отправить туда Лукашенко так, чтобы найти ему дела и задвинуть его, чтобы меньше было шуму в парламенте. Он не понимал, что дает Лукашенко площадку для старта. Это для меня просто удивительно, до сих пор я не могу понять этой загадки.

Конфликтность была заложена введением самого поста президента и обязательной естественной борьбой двух ветвей власти за полномочия, которая создает баланс властей. В нашем случае вновь избранный президент посчитал, что полномочий ему недостаточно, ему очень быстро надоело возиться с парламентом и наступать на одни и те же грабли в виде оставшихся еще полномочий парламента. Он решил разобраться сразу уже с новым составом парламента. Когда избирался 13-й созыв в два этапа (весной и осенью), то Лукашенко призвал граждан не голосовать. Он сказал: всё равно обманут. В условиях, когда еще есть элементы демократии потому, что это были достаточно демократичные выборы, люди в таких ситуациях в любой стране выбирают контрбалансир, добавляют то, что может быть определенным противовесом. Осенние выборы дали мощную оппозиционную группу, которая сформировалась и из представителей оппозиционных партий и из довольно большой группы независимых депутатов, но людей с демократическими взглядами.

Я в выборах весной не участвовала, но когда я услышала слова про то, что все равно обманут, то я просто почувствовала себя обязанной пойти в парламент. Сделать мне это было очень нелегко, т.к. нужно было отказываться от всего личного потому, что я на двух работах получала в долларовом эквиваленте в 6,5 раз больше, чем я стала получать в парламенте. Но я решила пойти, чтобы содействовать созданию действительно прогрессивной законодательной базы. У меня не было намерений продолжать политическую деятельность.

Базу мы сделали за 10 месяцев – мы подготовили пакет демократических законов, который если бы был принят, мы бы жили на порядок лучше и страна бы имела совершенно другой имидж. Однако не удалось договориться с президентом, хотя я не могу сказать, что парламент изначально занял конфликтную позицию. Конфликтную позицию сразу же занял президент.

- Причина какая-то была, что он занял такую позицию?

- Я думаю, что причина была в том, что он уже планировал проведение референдума по изменению формы правления на президентскую республику и парламент путался у него под ногами, а поскольку он знал подноготную парламента изнутри, проведя столько лет в12-м созыве, то он был уверен, что с ним разберется потому, что сотне людей сложнее согласовать волю, чем волю, которая формируется в одной голове. Он прекрасно понимал, что одни согласования будут занимать множество времени, если ему кто-то будет противодействовать. Ему достаточно было принять решение и мобилизовать всю государственную машину для работы в заданном направлении.

Буквально после того, как мы собрались после осенних выборов 1995 года в дееспособном составе, состоялось первое закрытое заседание. На него пришел президент с намерением жестко предупредить. Он произнес очень конфликтную речь с оскорблениями в адрес некоторых присутствующих, с необоснованными обвинениями, параллелями с 12-м созывом. Смысл его “месседжа” был такой: попробуйте только вести себя так, как предыдущий созыв, и я найду способ, как с вами разобраться. Больше того, он даже называл этот способ, но мы не услышали его.

Я была первой, кто начал записывать то, что говорить президент. Я прочитала, разобрав свои архивы через пару лет после референдума, что он прямо сказал, что разберется с парламентом с помощью референдума. Никто тогда этого не услышал.

- Он планировал это задолго до ноября 1996 года.

- Да, он планировал. Выплыли эти планы уже на осознаваемом уровне в июне 1996 года.

- Какие события стали основными на пути к референдуму?

- Была одна трагическая история, которая наложила отпечаток на сам ход референдума, – в июне парламент не лучшим образом ответил на информацию о том, что готовится референдум. Михаил Чудаков предложил вариант конституционных изменений, в которых вместо президентской республики происходит возврат к парламентской республике, где не предусмотрен институт президента. У нас было мало времени на анализ происходящего. Я думаю, что это была провокация.

Оппозиционная часть парламента подала этот проект, как альтернативный на референдум. Потом только я поняла, что мы натворили: получили для референдума классическую “двухполоску” – большой убойной силы технологическое оружие, которое бьет именно по нам. Мы бы проиграли не с таким разгромным счетом, как это вышло. Мы бы не ушли с референдума как враги народа, а не только враги президента. Нас противопоставили президенту. На плакатах президент изображался на голубом фоне, а парламент на сером.

Я предлагала лидерам партий отказаться от этого проекта, но они настолько сжились с ним, что меня не послушали.

Важную роль сыграл приезд в Беларусь группы ОРТ, которая по полному параду обслужила Лукашенко. Они организовали ток-шоу, где по черно-белому принципу представили с одной стороны президента, показав его в самом выгодном свете и в самом невыгодном свете показав его оппонентов.

- Какие претензии были представлены оппонентам?

- Претензий не было. Это был подбор и монтаж. Технологически все было очень грамотно сделано. Приехал Александр Любимов. Мне позвонил Дмитрий Булахов и попросил с ним встретиться, сказал, что приедет группа ОРТ, будет делать ток-шоу, что все по-честному. Он сказал, что хочет предложить меня для участия в этом мероприятии. Мы полтора часа разговаривали с Любимовым, который попросил заранее встретиться. После этого Любимов не включил меня в группу на ток-шоу. Булахов потом сказал, что я слишком яркая, хороший полемист, поэтому не подошла. Булахов себя очень неловко чувствовал после этого.

- У них была задача показать парламент в негативном свете?

- У них больше была задача возвысить президента. И были приглашены из оппозиционных депутатов те, кто не мог подать должным образом свои мысли для массовой аудитории. Выглядело это все убого, ужасающе. Я еще думаю, что имел место монтаж – все самое выигрышное было отсечено и представлено только самое не интересное. Это было показано по мощному каналу в прайм-тайм, поэтому оказало колоссальное воздействие на людей в России и в Беларуси.

Важно было, чтобы оппозиция имела с чего возрождаться, реабилитироваться и подниматься. Идеальный вариант для страны, если бы мы стали мучениками, если бы к нам была применена жесткая сила, но Лукашенко обошел эту угрозу.

- Хотелось бы поговорить об эпизоде с импичментом.

- Инициировала импичмент фракция "Гражданское согласие". Утечка о том, что депутаты планируют объявить президенту импичмент, произошла из Конституционного суда. На подписавших письмо в Конституционный суд депутатов, а это более 70-ти человек, начали сразу оказывать колоссальное давление. К бывшему председателю колхоза приезжали ночью две машины и с двух сторон светили в окна всю ночь. Жена звонила ему и умоляла сделать хоть что-нибудь. Работали индивидуально.

Это моя большая претензия к власти. Уже если делали, то делали бы, полагаясь на поддержку народа, но, не разлагая людей, не уничтожая, не ломая их на всю оставшуюся жизнь.

Был интересный эпизод за два дня до референдума. Когда Лукашенко пришел в парламент с изложением своей позиции, то я выступала после него и сказала: «Что вы нам предлагаете? Ваше конституционное совещание приведет к изменению формы правления. Это никакой не консультативный референдум, не референдум по внесению изменений и дополнений в конституцию, а это принципиально иная конституция и принципиально иная форма правления – это гиперпрезидентская республика. Вы думаете, что мы на это можем согласиться? Я на это согласиться не могу. Господин президент, когда я пришла в этот зал, то в нем не было ваших противников и даже почти не было ваших оппонентов. Выговорите, что здесь давно готовили импичмент президенту, но это не правда. Я лично подписала импичмент только, когда из Центризбиркома “вынесли” Гончара [Викт. Гончар – в 1996-м председатель Центральной комиссии по выборам и проведению референдумов, который активно выступал против Лукашенко в ходе ноябрьского референдума; 16 ноября А. Лукашенко отстранил Гончара от занимаемой должности за “дестабилизацию обстановки в республике и нагнетание антипрезидентской истерии”; 16 сентября 1999 г. он без вести пропал в Минске. – ББ.] . Моя подпись была 26-й. Вернитесь в конституционное поле, верните Гончара на пост главы Центризбиркома, восстановите конституционную законность и я вам обещаю, что мы будем работать вместе с вами и этот конфликт будет исчерпан». Я покинула заседание.

- Как вы оцениваете события 1996 года спустя 15 лет?

- Народ был не с нами. Это было очень видно. Сочувствующие были, тогда никто особенно ничего не боялся.

Со стороны парламента не было сделано каких-то глобальных ошибок кроме внесения альтернативной конституции. Депутаты Верховного совета 13-го созыва сделали все, что могли. Единственный вариант был изменить ход событий – это если бы номенклатура, если не вся, а на ключевых постах, перешла бы на сторону парламента, но этого не произошло. Депутаты сделали для этого все, они работали с правительством. Очень, конечно, важно, что ушел премьер-министр [Мих. Чигирь – ББ.].

Вся ответственность за то, что произошло в стране лежит не только на Лукашенко, но и на белорусской номенклатуре, которая побоялась потерять свои теплые места, то, чего не побоялись депутаты. Их было запрещено брать на работу по всей республике, им не помогали, хотя существуют такие мнения, они просто нищенствовали. Никакой западной помощи не было.

На референдуме произошло не только изменение формы правления, но и был продлен срок полномочий действующего президента без проведения выборов, а это уже выводило его за рамки закона.

- Вы также работали в Палате Представителей. Его работа серьезно отличается от работы Верховного Совета.

- Мотивация принципиально разная – по себе сужу, по своим коллегам сужу, которых знаю: далеко не все в Верховном Совете руководствовались соображениями, что через парламент можно получить какие-то жизненные блага (квартиру на льготных условиях, загранкомандировки). Яркий пример – Василий Шлындиков, директор «Амкадора».

2-й созыв Палаты Представителей отчасти напоминал Верховный Совет 13-го созыва, конечно, без ожесточенности, без конфликта между президентом и парламентом, но там были депутатские группы. Я входила в группу “содействия экономическому развитию”. [Однако] Палата Представителей Национального собрания не имеет функции контроля над исполнительной властью…