БЕЛОРУССКИЕ НОВОСТИ | Догнать и перегнать Ботсвану ….

Болонский комитет, в состав которого входят представители экспертного сообщества и ряда общественных организаций, ещё 9 декабря направил в Болонский секретариат альтернативный доклад о готовности белорусского высшего образования к включению в Европейское пространство высшего образования (ЕПВО). Главный вывод доклада заключается в том, что вступлению Беларуси в Болонский процесс должна предшествовать реформа системы образования. В итоге, рабочая группа Болонского процесса, заседание которой проходило 18-19 января в Копенгагене, пришла к выводу о неготовности Беларуси присоединиться к Европейскому пространству высшего образования.

26-27 апреля 2012 года на саммите министров образования 47 стран, подписавших Болонскую декларацию, должно быть принято решение о присоединении Беларуси к ЕПВО.

Между тем, по мнению общественного Болонского комитета, ряд особенностей белорусского образования не позволяют начать включение Беларуси в Европейское пространство высшего образования в 2012 году. В комитете считают, что для Беларуси будет лучше, если на саммите министров образования европейских стран нам рекомендуют, прежде чем приступить к вступлению в Болонский процесс, начать не техническое, а структурное изменение системы образования. И после демонстрации успехов вернуться к вопросу на очередном заседании министров в 2015 году.

Пока же ответы на некоторые вопросы, касающиеся фундаментальных принципов европейского образования, дают понимание того, что наша система образования не только отличается от европейской, но и во многом противоречит ее сути.

Об этом интернет-издание NAVINY.by писало ещё в середине декабря в материале «Догнать Ботсвану — вот лозунг белорусского образования».

Существует ли в Беларуси университетская автономия?

На этот вопрос рабочая группа Болонского комитета однозначно отвечает «нет». Между тем именно академические свободы и автономность университетов являются столпом европейского образования.

Член комитета профессор Владимир Дунаев на пресс-конференции в Минске 13 декабря подчеркнул, что Беларусь — единственная страна Европы, которая не присоединилась к Болонскому процессу.

По мнению авторов доклада, Кодекс об образовании, вступивший в силу в 2011 году, лишает университетское сообщество каких-либо инструментов влияния на процесс управления вузом и «демонстрирует приверженность законодателя к превращению университетов в структуры государственного аппарата». Владимир Дунаев отметил, что ректоры, которые являются руководителями советов вузов, не выбираются советом и не подотчетны академическому сообществу.

Отсутствие реальной университетской автономии «облегчает использование вузов для политических целей, в том числе для преследования оппонентов власти и инакомыслящих».  Администрации вузов обслуживают политические интересы власти: «В частности, студентов принуждают к досрочному голосованию, исключают участников мирных протестов и оппозиционных организаций, осуществляют политический контроль студенческого самоуправления».

По словам Владимира Дунаева, на первом этапе условием приема Беларуси в число стран, подписавших Болонскую декларацию, должно стать прекращение отчисления и применения иных форм наказания студентов за участие в политических акциях или в деятельности независимых, в том числе незарегистрированных, общественных организаций. Также важным условием является «прекращение увольнений, угроз увольнений или иных форм давления на преподавателей, других сотрудников вузов за аналогичные действия».

Дунаев подчеркнул, что высшие учебные заведения не должны брать на себя функции правоохранительных органов и принимать участия в политических репрессиях.

Эксперт Агентства гуманитарных технологий, кандидат педагогических наук Светлана Мацкевич, которая является членом общественного Болонского комитета, отметила, что в вузах Беларуси существует негласный запрет на профессию по политическим причинам. Она считает проблемой то, что в стране работает система кураторства вузов со стороны Комитета государственной безопасности: «На каком основании КГБ вмешивается в дела вузов? Хоть не принято в интеллигентном европейском обществе говорить об этом, но эта проблема есть. С таким багажом входить в европейское сообщество стыдно».

Существует ли у нас система двухступенчатого высшего образования?

В процессе работы над альтернативным докладом эксперты пришли к заключению, что заявленная Минобразования двухступенчатая структура высшего образования Беларуси не соответствует принципам, лежащим в основе болонской архитектуры трех циклов — бакалавр-магистр-доктор. В докладе отмечается, что принципиальные расхождения в конструировании образовательных циклов затрудняют гармонизацию белорусской и европейской образовательных систем. Из-за этого возникают значительные трудности в сфере признания дипломов, академических степеней и квалификаций. «Наша система образования, накладываясь на европейскую, создает только помехи для понимания природы той или иной ступени образования. Таким образом, возникают проблемы признания в Беларуси дипломов, полученных за рубежом. Отсюда возникают проблемы мобильности студентов», — отметил профессор Дунаев.

Есть ли мобильность у студентов и преподавателей в Беларуси?

И здесь ответ «нет», хотя академическая мобильность является частью Болонского процесса. В альтернативном докладе отмечается, что высшее образование Беларуси не готово к тому, чтобы в максимальной степени использовать возможности академической мобильности для повышения качества подготовки специалистов. Нормативная база не создает условий для признания результатов обучения в зарубежных вузах.

Владимир Дунаев особо подчеркнул, что до последнего времени правительство не финансировало программы академической мобильности — они осуществлялись по линиям различных фондов или в рамках сотрудничества вузов с организациями за рубежом. «Заявленное в последние дни создание государственной программы для обучения сроком до одного года 50 белорусских студентов за рубежом только подчеркивает равнодушие власти в этом вопросе, — отмечает Дунаев. — На фоне потока академических беженцев, покидающих Беларусь по причине академических репрессий (только по программе Калиновского в этом году уехало 149 человек), крохотный ручеек официальной мобильности выглядит просто попыткой угодить Болонскому секретариату перед министерским саммитом 2012 года. Получается, гора родила мышь».

Для сравнения Владимир Дунаев привел ситуацию в Казахстане, где за последние годы более пяти тысяч студентов за счет средств президентской программы получили высшее образование в лучших университетах Европы и США. «Чтобы выйти на уровень Казахстана, Беларуси потребуется лет сто», — отметил Дунаев.

Есть ли объективная оценка качества белорусского образования?

Система контроля качества образования в Беларуси не соответствует европейским подходам, считает Светлана Мацкевич. «Качество образования понимается не столько как способность выпускника решать конкретные производственные задачи, сколько как соответствие образовательным стандартам, устанавливаемым самим Минобразования с минимальным участием студентов и работодателей», — сказала она.

Не соответствует нормам ЕПВО и то, что в стране нет независимой экспертизы качества. Таковой может стать оценка работодателей или проведенная независимая, а не ведомственная оценка. Меж тем в Беларуси никогда не проводилось внешней оценки качества высшего образования.

Светлана Мацкевич считает, что действующая система управления в образовании не позволяет адекватно оценить то качество образования, которое есть в Беларуси. Эксперт подчеркивает, что качество есть результат некой деятельности. Таким образом, необходимо перестаивать процесс образования внутри учебных заведений, а не только систему оценки качества.

Таким образом, мы снова возвращаемся к системе отношений, которые складываются в образовании. Мацкевич подчеркнула, что в Беларуси существуют альтернативные идеи развития образования: «Есть готовые альтернативные концепции реформы образования. Долгое время их реализация сдерживается системой политических отношений в системе образования».

Если страна включится в Болонский процесс, в Европе никто за нас наши проблемы решать не будет, уверена Светлана Мацкевич. Включение в европейские процессы не означает, что кто-то другой, а не Беларусь, будет приводить белорусское образование к стандартам европейского.

Владимир Дунаев обратил внимание на то, что в рейтинге ООН Беларусь по уровню образованности находится на 26-м месте, а по уровню ВВП на душу населения — на 66-м: «Если народ высокообразованный, качество человеческого капитала должно быть высокое, и, соответственно, должно быть высоким развитием экономики. Однако здесь все по-другому. Нам бы по уровню ВВП догнать Панаму и Ботсвану. Думаю, можно сказать, что «догнать Ботсвану» — лозунг белорусского образования».

Таким образом, члены Болонского комитета считают необходимым воспользоваться процессом вступления в Болонский процесс для того, чтобы реформировать белорусское образование. Для этого разработана дорожная карта.

Прежде всего необходимо, полагают ее авторы, как минимум ввести выборы ректоров, избавить студенческое самоуправление от политического контроля БРСМ и идеологической вертикали власти…

НОВАЯ ГАЗЕТА | КГБ с доставкой на дом

Материал старый, ещё ноября прошлого года. Но как-то мимо прошёл, а ведь рассказывает о том, как супруга бывшего кандидата в белорусские президенты Андрея САННИКОВА, недавно-таки написавшего на имя действующего президента прошение о помиловании (и, судя по всему, под изрядным давлением, хотя МВД это отрицает – ага, конечно, сознаются они…), начинала свой домашний арест. Ирина ХАЛИП, собственно, и подзаголовок такой оставила – “Как начинался домашний арест”.

Я сидела в микроавтобусе с тонированными стеклами во дворе своего дома и смотрела на улицу. Отныне моей квартирой распоряжался КГБ, и домой я могла попасть только под конвоем. Я видела, как минут через десять после того, как «группа захвата» вошла в подъезд, оттуда вышла моя свекровь. Она растерянно смотрела по сторонам — наверное, искала меня. Но за тонированными окнами микроавтобуса было невозможно ничего и никого рассмотреть.

Спустя полчаса я узнала, что в гостях у нас была не только свекровь — еще и сын моего мужа от первого брака Костя с женой и маленькой дочкой Верочкой. Когда в квартиру ввалились кагэбэшники, никто не удивился.

— Что, опять обыск? — устало спросила моя мама. За полтора месяца она уже пережила три обыска.

— Всем посторонним покинуть помещение! — велели люди в штатском.

— А в чем дело?

— Сейчас сюда привезут Ирину Владимировну.

Больше они ничего не сказали. Костя с женой и дочкой начали собираться. Свекровь пыталась отстоять свое право находиться в нашей квартире: «Я бабушка Дани!» Ей ответили: «Зато вы не являетесь близким родственником Халип». И выгнали.

Мои родители ничего хорошего от этой публики не ждали. Они думали, что меня привезли для какого-нибудь следственного эксперимента — или куда там еще из тюрем вывозят подследственных. Мысль о домашнем аресте им вообще не приходила в голову, как не приходила и всем моим родственникам, коллегам и друзьям. Этого не мог предвидеть никто. Родителям ничего и не сказали. Оставили дверь открытой нараспашку и куда-то ушли. Сказали: «Ждите».

А мне открыли дверь микроавтобуса. Я под конвоем, с трудом сдержавшись, чтобы рефлекторно не сцепить руки за спиной и не встать лицом к стене у подъезда, шла к себе домой. И понимала, что мне домой не хочется. В тюрьме все было понятно. Но как жить с кагэбэшниками в одной квартире,  я не представляла. Только догадывалась, что это будет еще хуже, чем в тюрьме. Собственно, так оно и получилось.

Правда, желание увидеть сына в тот момент, когда мы с конвоирами вышли из лифта, было сильнее любых сомнений и мыслей о будущем. Дверь квартиры была распахнута, и в дверном проеме, в луче электрического света, стоял сын Даня. Тогда ему было три с половиной года. В колготках он казался еще более тонконогим. Даня не сделал ни шага мне навстречу. Он смотрел с недоверием. Я побежала, и он удивленно спросил: «Алиса?!» И прыгнул мне на руки.

Это была наша дотюремная игра. Посмотрев как-то мультик про спасателей диких животных Диего и Алису, Даня объявил, что отныне он — Диего, а я — Алиса. Слово «мама» ушло из обихода минимум на полгода. Потом мне рассказывали родители, как тележурналисты, снимавшие сюжеты в нашей квартире, спрашивали Даню: «Кто тебе подарил эту игрушку?» По их замыслу, он должен был печально говорить: «Мама…» А он отвечал: «Алиса». Коллеги терялись — кто такая Алиса? А это всего лишь спасительница диких животных из мультика.

Сын повис на мне с явным намерением больше никогда не слезать, не отпускать, не расставаться. А я понимала, что нужно что-то объяснить.

— Диего, послушай! — бодрым Алисиным голосом говорила я. Боже, какую ахинею я несла! Но что я еще могла объяснить трехлетнему человеку про этих в штатском? — На меня напали плохие дяди. А эти дяди — хорошие. Они меня спасли и теперь будут охранять, чтобы на нас больше никто не нападал.

— А где твой чемодан? — Даня покосился на тюремный «кешер».

— Плохие дяди украли! — обрадовалась я дополнительному доказательству. Теперь сын точно не спросит, что я ему привезла из столь долгой командировки. Но он и не собирался спрашивать. Даня забыл, что из командировок родители привозят подарки. Он просто висел на мне. Я, прижимая Даньку, пыталась обниматься с родителями, а кагэбэшники тем временем пошли по квартирам в поисках понятых. Суббота, десять вечера.

Наверное, полчаса они ходили по подъезду. Нашли всего лишь одного человека откуда-то с нижних этажей. Наконец додумались позвонить в соседнюю дверь. Открыла соседка Вера, милая пожилая женщина.

Сначала Вера обрадовалась, и мы обнялись.

— Вас насовсем привезли?

— Не знаю.

— Я не понимаю, чего они хотят от меня. Но если вы считаете, что это может вам навредить, я не согласна!

— Да нет же, Вера, мне, наоборот, это поможет! Чем быстрее они найдут понятых, тем быстрее большая их часть уберется отсюда.

— Тогда я согласна.

На этот раз в доме искали не ледорубы, арматуру и деньги, а компьютер. Ну разве не идиоты: сами забрали, сами же и ищут. Долго бродили вокруг осиротевшего модема и глубокомысленно обсуждали, является ли он сам по себе средством связи и можно ли посредством модема, не имея компьютера, «выйти в эфир»? В конце концов решили большинством голосов, что все-таки нельзя.

Когда толпа гэбистов уходила, двое занявших пост смотрели им вслед с искренней завистью: вам-то хорошо, вы отмучились, а нам в этом логове бандитизма еще нужно ночь продержаться… Мне было в тот момент действительно все равно: мы не могли наговориться с сыном. Но когда дверь все-таки хлопнула, пришлось смириться с действительностью в виде двух офицеров КГБ, которым теперь принадлежали ключи от моей квартиры.

Папа засобирался домой. Он не мог находиться в одной кубатуре с кагэбэшниками. Мама, наоборот, заявила, что никуда отсюда не уйдет, потому что не может оставить нас с Даней с этими людьми в замкнутом пространстве.

— Мама, не нужно оставаться в этом аду, — уговаривала я ее. — Иди домой, а завтра приходи. Вы с папой — единственные, кому разрешено со мной общаться.

— И что будет, если я уйду? — справедливо заметила мама. — Утром ты обнаружишь, что в доме кончился хлеб, или молоко, или овощи, а попросить меня зайти в магазин не сможешь. Нет уж, я остаюсь.

Кагэбэшники тихо стояли в прихожей.

— И что мне с вами делать?

— Да ничего, — сказали они, — дайте нам два стула или даже табуретки, мы тут посидим.

Я принесла им стулья. Кагэбэшники сели. Сначала я даже обрадовалась — сидят себе в прихожей, в комнаты не рвутся, — но потом поняла, что диспозиция страшно неудобна для нас. Проход из гостиной или кухни в спальню или наоборот — мимо них.

Уложив Даню, мы с мамой наконец заговорили. Вернее, говорила она. Оказалось, что мне и рассказывать-то почти нечего — тюрьма как тюрьма.

— Ну хоть про следствие расскажи, что там происходит?

— Мам, да какое следствие? Его нет, не было и не будет. Собрали целую следственную группу идиотов, которые должны выполнить команду и сочинить многотомное дело. Не о чем говорить.

Мне действительно не о чем было говорить. Ну не рассказывать же маме, как мы выщипывали брови в тюремных условиях. Не объяснять же ей, что допрашивали меня два раза, и абсолютно формально, для галочки, просто потому, что в любом деле обязательно должен быть протокол допроса подозреваемого и протокол допроса обвиняемого. А потом больше месяца я сидела просто так, с перерывом на детектор лжи, но этим занимались совсем другие люди. Не обсуждать же вертухаев:  «Этот добрый, кипятильник может дать вне расписания, а тот, скотина, ни за что не даст». Дома стало ясно, что в тюрьме не так страшно — там ты надежно отделен от мира железной дверью. А вот дома, когда туда вваливаются враги — от ментов и гэбистов до органов опеки, — и чувствуют себя вправе распоряжаться чужой жизнью и собственностью, действительно страшно.

Так что ночью говорила мама. Она проявила удивительную осведомленность:

— А ты знаешь, что у вас в камере была «наседка»?

— Конечно, но ты-то откуда знаешь?

Оказалось, наши с сокамерницами опасения по поводу того, что родственники «политических» с родственниками «экономических» будут чувствовать классовую вражду, не подтвердились. Сначала на наших родных действительно смотрели не слишком радостно — все-таки сразу почти сорок человек, очереди с передачами увеличились. А потом помогали и советовали — у многих родственники сидели много месяцев, и опыт стал бесценным.

Мама рассказывала, как вваливались в наш дом с обысками, как пытались забрать Даню в детдом, как в квартире было некогда сесть на диван и отдохнуть, потому что кроме гэбистов с обысками там побывали все мировые телекомпании, западные послы, друзья, знакомые — и незнакомые люди. Я не могла привыкнуть к тому, что я дома, и не хотела привыкать. Это был не дом. В тот момент я окончательно поняла, что нет никаких «домашних очагов» и круглых столов, за которыми собирается семья. Есть только ключи, и это единственный символ дома. Если у тебя отбирают ключи, ты можешь хоть все пространство заставить круглыми столами с уютными скатертями — это все равно будет тюрьма или барак.

Под утро я вышла покурить. Опустевшие стулья в прихожей казались скелетами. Кагэбэшники мирно спали в гостиной. Один на диване, второй — в кресле-качалке. Кажется, им было хорошо.

АНЕКДОТ | В Россию возвращаются выборы…

В Россию возвращаются выборы – теперь хотя бы уже можно выбрать митинг

Это по поводу 4 (четырёх!) митингов, прошедших в Москве в субботу 4 февраля: “путинского”, “антипутинского” (“За честные выборы!”), “жириновского” и альтернативного, организованного В.Новодворской сотоварищи (!)  М-да… особенно погрело душу сбор протестующих “антипутинцев” на ст. метро “Октябрьская”  

Если кто не понял – оказывается, и в Минске, и в Москве есть станции с таким названием; при чём в Минске – это исконное место для проведения оппозиционных митингов, точнее, рядом находящаяся одноимённая площадь.

Напоследок печальный анекдот, и даже не анекдот, а констатация

Оказывается, что власть может решит все проблемы России за один месяц, оставшийся до выборов…

или на манер программы “Угадай мелодию!”

Путин (Медведеву): “Я могу решить все проблемы России за 6 лет!” – Медведев (Путину): “Решай!”

ГОЛОС АМЕРИКИ | «Они хотят быть равноправными гражданами, а не подданными…»

Так сформулировал специфику жизненной позиции успешных российских молодых людей ученый-социолог, профессор ГУ-ВШЭ, зав. кафедрой "Социально-экономических систем и социальной политики” Овсей ШКАРАТАН в интервью «Голосу Америки». Интересно, что «в первую очередь, что это люди, в большинстве своем не воспринимающие Запад как модель», – утверждает социолог. Запад им уже хорошо знаком, а потому больше неинтересен.

Снова сторонники “третьего пути”? Похоже, что так, тем более, что “интерес к опыту Сингапура и Южной Кореи среди них встречается часто. Еще одна важная деталь: наиболее бесспорный герой для них – это Алексей Навальный», – утверждает российский социолог.

«Это началось два-три года назад, – продолжает профессор. – Я давно работаю с продвинутой и зажиточной российской молодежью. С той самой, которую можно назвать перспективной. Откровенно говоря, я и сам не до конца понимаю, что изменилось в их сознании. Но, так или иначе, они решительно, наотрез не желают уезжать из России на всю жизнь. Просто не рассматривают этот вариант. Другое дело – на время: чаще – в Европу; Америка все-таки далеко. Они говорят: “Овсей Ирмович, дайте рекомендацию: мы хотим там защититься – а потом вернуться. Устроиться здесь, купить квартиру” и т.д. И вот с этим-то дальнейшим устройством… не все в порядке – даже для самых благополучных. В первую очередь, потому что все это чаще всего сводится к государственной службе. А это нравится не всем».

«Они очень активны… Они участвуют во всевозможных встречах и семинарах, в движении, связанном с борьбой против коррупции. Повторяю, они проявляют активность, неожиданную активность. Эти ребята не просто ищут способ заработать – они еще студентами хорошо зарабатывали. Они хотят быть гражданами – равноправными гражданами, а не подданными. Не берусь судить, какой процент населения они составляют. Но любопытно, что почти все они тем или иным образом знакомы друг с другом – и не только через социальные сети. Чаще всего это студенты элитных вузов – МИФИ, МФТИ, МГУ, ВШЭ. И вот теперь эти вроде бы благополучные детишки зашевелились. В стране появились люди, готовые на многое для того, чтобы здесь стало иначе…».

Росли они незаметно. «Долгое время, – продолжает московский социолог, – наши оппозиционеры – взять хотя бы еще не полностью вымерших шестидесятников – были генералами без войска. Войско выросло автономно… Роль учителей сыграли другие – люди, немногим старше самих демонстрантов. Поучившиеся в ведущих университетах Запада и сформировавшиеся под их влиянием. Свободно владеющие английским, а зачастую не только английским. Люди, включенные в мировую культуру. И, кстати, резко критически относящиеся к любым проявлениям бесчеловечности – в том числе и на Западе».

«Это – не западники, хотя бы потому, что они жили на Западе годами и знают его гораздо лучше, чем, скажем, профессура моего поколения. Что-то им нравится, что-то нет, но как единственно возможную модель они западную демократию, безусловно, не рассматривают. Не слишком вдохновляют их и идеалы демократии. А вот интерес к опыту Сингапура и Южной Кореи среди них встречается часто. Еще одна важная деталь: наиболее бесспорный герой для них – это Алексей Навальный».

Антикоррупционный пафос плюс национальная идея? «Да, они – националисты. Конечно, те, кто вышел в свое время на Манежную, – не их толпа. Но они бы с ней взаимодействовали. Как бы то ни было, случившееся – не случайная истерика. К этому шло. Они хотят жить в серьезной стабильной стране, где у власти стоят серьезные и грамотные люди. Повторяю, я не твердо убежден в их демократизме. Но в том, что нынешних управляющих нашей страны они не считают ни грамотными, ни компетентными, сомневаться не приходится».

Впрочем, в том же интервью О. Шкаратан отмечает, что речь идёт всё же о столичной молодёжи, и что выходцы из провинциальных городов ведут себя принципиально иначе. Каналом социальной мобильности для провинциалов всё же чаще выступают армия и правоохранительные органы, а не престижные вузы: «Тем более что им очень много было дано: право бить, убивать, насильничать», – отмечает социолог.

«Все эти люди [“силовики”, военнослужащие] – хотя их и обманывают, и платят им гораздо меньше, чем обещали, – видят, что власти о них думают, и что платят им гораздо больше, чем раньше. И для молодого человека из глухой провинции, из глухоманного русского городишки, это – деньги. Тем более, из городишки обреченного, вымирающего за счет алкоголизации, наркотизации и просто безработицы… А потому за свои офицерские и сержантские надбавки эти люди будут держаться зубами».

Это – “другая” Россия: голодная, озлобленная, завидующая и ненавидящая столичный “гламур”. И с этим связана и определённая опасность для будущего России

«…люди из провинции – поставляющей молодежь, получающую деньги за защиту власти, – эти настроены более агрессивно… Я со времен Хрущева не помню такого периода, чтобы у нас так издевались над заключенными, да и просто над арестованными. Все делают вид, что этого… почти нет. А это приняло массовый характер… А знаете, сколько в стране арестованных предпринимателей? Около трехсот тысяч! А тут еще премьер, у которого двадцать шесть дворцов, – и борющийся против введения прогрессивного подоходного налога. Защищающий интересы этого гламурного… мирка. Но теперь все это начнет вызывать бешеное сопротивление…»

PS А белорусы – это вообще нация провинциальных городов, и граница между столицей и провинцией сугубо административная. И конкурс в профильные “силовые” учебные заведения (Академию МВД и Военную академию) – около 3-х чел. на место, хотя и различается в зависимости от специальности. Это примерно столько же, сколько в Академии управления при Президенте РБ. М-да…

Ну, это объяснимо – у военных всё же и з/п поболей будет, и пенсия обеспеченнее, и квартиры до сих пор под льготный процент строить позволяют. А что нужно деревенскому? Канал социальной мобильности…

А одной из самых популярных профессий в ВА РБ, к слову, из года в год является «Идеологическая работа в подразделениях Вооруженных Сил» (2,87 чел./место), однако лидировали по количеству поданных заявлений Факультет правоведения, готовящий “военных юристов” (3 чел./место) и  Факультет экономики и управления на предприятии со специализацией «Финансовое обеспечение и экономика боевой и хозяйственной деятельности войск» (2,9). Замыкает число лидеров специальность «Тыловое обеспечение войск (обеспечение горючим)» (2,33).

Ага, есть “такая профессия – Родину расхищать”! Но лишь бы в г…не не лазить…

И в Академии МВД та же картина – “Правоведение”  на Уголовно-исполнительном факультете (3,3) и “Правоведение”  на Факультете милиции (2,7) с дальнейшим присвоением квалификации “юрист”, ненамного отстала специальность «Экономическое право» со специализацией «Оперативно-розыскная деятельность» (2,6). Впрочем, хороший конкурс оказался ещё и на специальность «Судебная экспертиза» (2,85).

А ведь кто-то говорил, что “наплодили "экономистов", "менеджеров", "финансистов", "юристов", которым стало проблематично найти соответствующую работу… Куда таких девать горе–юристов?” Продолжают плодить? Ведь отработав необходимое время по контракту (распределению), они в-основном снова превращаются в “гражданскую молодёжь”, хотя уже и с опытом работы по выбранной профессии! И тем самым увеличивают конкуренцию на рынке труда!

Кстати, популярность “военных” и “милицейских” ВУЗов связана ещё и с тем, что курсанты поступают на полное гос.финансирование: казарма, обмундирование, денежное довольствие, – что для семей с низким доходом ох как хорошо.

Так что именно что – “канал социальной мобильности”…

 

 

ПРОЧИТАНО В СЕТИ | Социологи о белорусской эмиграции

Белорусы в 2009 г. заняли третье место в СНГ по количеству желающих покинуть родину. Об этом говорилось в исследовании, проведенном крупнейшей американской социологической службой «Гэллап». За временную работу и учебу за рубежом высказались почти одинаковое количество человек: 35% и 32% населения соответственно, а желание эмигрировать есть у 20% опрошенных.

Украина, кстати, занимала тогда 6–ое место (с 21%, 20% и 15%), Россия – 9-ое (22%, 24% и 11%).

В итоге, по подсчётам экспертов, произведённым уже в конце 2011 года, Беларусь ежегодно покидает 3% экономически активного населения, или 140 тыс. в абсолютных цифрах. При этом возрастает значение виртуальной эмиграции (фрилансинг, аутсорсинг).

Примечательно, что из Беларуси выезжают в основном лица трудоспособного возраста, а приезжают – преклонного, при том с более низкой квалификацией. В условиях же экономического кризиса в Беларуси и падения уровня зарплат поток трудовых из страны резко увеличился.

"Таким образом, на сегодняшний день происходит реальный отток из страны высококвалифицированной рабочей силы, которая не может найти в Беларуси работу с достойной оплатой. Сама же Беларусь привлекательна в основном для малоквалифицированных трудовых мигрантов из Украины, Молдовы, Кыргызстана и Таджикистана", – говорилось в исследовании.

Как легко догадаться, именно Москва стала самым популярным городом среди белорусских граждан, которые выезжают на заработки за границу. Так, за месяц здесь официант может получить только за счет чаевых свою годовую зарплату на родине, а строитель зарабатывает в 3-12 раз больше, чем в Минске.

Согласно другому исследованию «Гэллап» ((Gallup’s Potential Net Migration Index – Индекс потенциальной миграции), индекс миграции Беларуси составил “минус” 11%. Это означает, что страну при благоприятных обстоятельствах готовы покинуть на 11% человек больше, чем готовы приехать в неё на ПМЖ. Учитывая качество приезжающих (лица преклонного возраста и/или низкой профессиональной квалификации) это не самый лучший выбор. Уезжают же, как говорилось, лучшие.

БОЛОНСКИЙ ПРОЦЕСС | … и белорусское высшее образование

С самого начала никто из нас не питал никаких иллюзий по поводу присоединения Беларуси к Болонскому процессу. На том лишь основании, что, как заметил итальянский философ Умберто ЭКО: “Учреждение Университета (кстати, в Средневековье “Университет” значило именно Болонский университет) стало огромным событием, потому что установило необходимость существования образовательной институции, которая не только независима от политических и религиозных властей, но и каждый преподаватель в ней идеологически независим от самого университета. Революционная идея, сделавшая возможным прогресс западной науки". Что-то подобное мы можем сказать хоть об одном белорусском высшем учебном заведении? Вот и получили. Как говорится – за что боролись, об то и напоролось.

“Белорусские новости” пишут, что рабочая группа Болонского процесса, заседание которой проходило 18-19 января в Копенгагене, пришла к выводу о неготовности Беларуси присоединиться к Европейскому пространству высшего образования.

Как сообщает Министерство науки, инноваций и высшего образования Дании, в заседании принимали участие все 47 стран-участниц Болонского соглашения. По оценке Рабочей группы Болонского процесса, которая изучала белорусскую заявку, Беларусь в настоящее время не соблюдает принципы и ценности Болонского процесса. Прежде всего, речь идет об академических свободах, институциональной автономии и самоуправлении в системе высшего образования.

Как сообщил Naviny.by член общественного Болонского комитета профессор Владимир Дунаев, решение Болонской группы не окончательное, носит рекомендательный характер. Все точки над «і» европейские министры образования расставят на своем заседании 26-27 апреля в Бухаресте.
Вместе с тем, по мнению Владимира Дунаева, «очень важно, что рабочая группа указала на то, что вопреки утверждениям Министерства образования о готовности Беларуси к вступлению в Европейское пространство высшего образования, есть существенный разрыв между ценностями, целями европейской и белорусской систем высшего образования».

Профессор Дунаев подчеркнул, что речь идет не о технической стороне образовательного процесса, которую можно легко изменить, а о ценностях. Это вызов для белорусских властей, считает эксперт. Если в отношении каких-то технических вопросов в Европе могут проявить гибкость, то в отношении таких ценностей, как академические свободы и соблюдение прав студентов, заявление имеет бескомпромиссный тон, говорит Дунаев.

Это означает, что на данном этапе нужно заниматься не архитектурой образования, а, прежде всего, ценностями: «Это болезненный процесс, но что-то надо делать. Пойдут ли власти на болезненные реформы, касающиеся императивов академической жизни, трудно сказать. Однако вызов брошен, задачи сформулированы».

Владимир Дунаев также отметил, что общественный Болонский комитет разработал дорожную карту для Беларуси по вхождению в Болонский процесс.

На первом этапе условием приема Беларуси в число стран, подписавших Болонскую декларацию, должно стать прекращение отчислений и применения иных форм наказания студентов за участие в политических акциях или в деятельности независимых, в том числе незарегистрированных, общественных организаций. Также важным условием является «прекращение увольнений, угроз увольнений или иных форм давления на преподавателей, других сотрудников вузов за аналогичные действия».

Восстановление выборности ректоров и их подотчетности академическому сообществу является важной составляющей движения к Болонскому процессу, считает Владимир Дунаев. Необходимо, полагают авторы дорожной карты, чтобы в вузах студенческое самоуправление было избавлено от политического контроля Белорусского республиканского союза молодежи и идеологической вертикали власти…

Пока же говорить о намерениях системы образования Беларуси соответствовать модели европейского образования не приходится, поскольку, по словам Дунаева, «факты отчисления студентов по-прежнему фиксируются»...

Впрочем, наши в лице ответственных лиц, постепенно переходящих в безответственные, тут же обиделись и углядели за этим попытку «замешать образование с какими-то политическими вещами»? Однако, кажется, бывший проректор ЕГУ Дунаев ясно выразил общую установку на примат, в данном случае, именно политических требований европейского образовательного сообщества к белорусским властям, требований пересмотреть свою политику в отношении собственных образовательных учреждений. А то кто-то хочет и рыбку съесть, и ничего не менять. Как заметил летом глава государства, что его «настораживает, не потребуется ли проведения реформ в дальнейшем с присоединением к этой декларации. Нам нужна нормальная система образования, ориентированная на нашу экономику, прежде всего, на наше общество, на нашу страну. Нам не надо бежать ни за какими государствами и странами».

В общем, за “цивилизованным миром”  нас снова не поведут. Может, сами пойдём?

 

 

 

/